Обет молчания
Бесквитов Андрей
Небольшой зал суда, рассчитанный на человек тридцать, был пуст. Я знала, что это ненадолго, скоро его заполнят участники судебного процесса, и, решив не нарушать тишину, прикрыла дверь, прошла в конец коридора к окну и принялась сканировать на смартфоне утренние новости изданий конкурентов. Путешествуя по новостным каналам, я, как журналист, старалась не сравнивать подачу их информации со своей работой, и все же, не без гордости, делала это. Это, как с едой в общепите, кто-то питается в ресторане, где вас кормят горячими лобстерами с овощами на пару, другие же жуют не свежие котлеты с порошковым картофельным пюре в столовой. Я же делала гамбургеры на футкорте, не слишком дорогие, но всегда горячие и вкусные, да еще и под свежесваренный кофе, и для этого я тщательно подбирала нужные ингредиенты. И все же, нашу газету под названием «Город 812» я считала недооцененным читателями, по причине не долгого существования на рынке и своей не раскрученности. Получалось, нам с нашим стариком было куда расти и к чему стремится.
К половине десятого лестница на второй этаж загудела, работники суда, люди в форменных одеждах, свидетели, потерпевшие, все шли по своим делам, по кабинетам к назначенному времени.
Двое конвоиров и один сопровождающий офицер вели по узкому коридору суда не высокую, худую девушку с белыми короткими под каре волосами. Она не выглядела поникшей, шла уверенным шагом за широкой спиной сопровождающего. Через минут пять появился и скрылся в зале судебного кабинета прокурор в синей форме, следом шагал адвокат Гадзинский, в четко подогнанном кашемировом пальто на полное тело. Он тяжело дышал, лестница утомила его. Заметив меня, он остановился, придерживая рукой открытую дверь в зал заседаний.
— И уважаемая пресса здесь, ну как же без вас! — сказал он.
— Что поделать, — я развела руками, — моих читателей интересует правда.
Мы не были знакомы близко, Гадзинский знал, что я журналист, так же и я знала его как известного защитника местной элиты. Мы частенько встречались в залах суда, и каждый из нас добросовестно выполнял свою работу. Он посмотрел на меня, чуть наклонив крупную голову с копной светлых волос, и прикрыл дверь.
— О чем вы, звезда моя! Ни от вас, ни от ваших коллег люди давно не ждут правды. Не ждут не потому, что вы плохо пишете, просто она им не нужна, — Гадзинский тряхнул гривой и без стеснения, оценивающе оглядел меня.
— Не знаю, как вам это удалось, — продолжил Гадзинский, имея в виду аккредитацию на участие в судебном процессе, — но я сожалею о другом, сегодня у вас будет первоклассный правдивый материал, который людям будет не интересен. Хотите совет?
— Раньше вы не были таким красноречивым с журналистами, — ответила я.
— Бросьте эту вашу газетенку, с вашей внешностью я могу вас пристроить в тепленький офис с приличным окладом.
— Это вряд ли.
— Прошу вас, — Гадзинский почтительно открыл дверь, не желая больше продолжать диалог.
Шум голосов и шуршание бумаг стих, как только в зал зашел судья Капустин, темноволосый, моложавый, с гладким лицом и умными глазами, он занял свое место и, поджав губы, обвел всех строгим взглядом, объявил заседание открытым. Пока секретарь зачитывала списки присутствующих, я подумала о Старике, главном редакторе газеты «Город 812», его возможности порой удивляли.
Пару дней назад Старик вызвал меня к себе и попросил проследить за одним процессом, закрытым для обычных наблюдателей. Дело касалось Филиппа Тагирова, двадцатитрехлетнего владельца асфальтобетонного завода и сына депутата Арсена Тагирова. На него, как коротко писали в новостях, готовилось покушение.
— Поезжай туда и выясни, за что хотели убить пацана, только будь аккуратней, не лезь на рожон. Мне нужна крепкая статья, без лишних соплей, подкрепленная жареными фактами, — предупредил Старик.
Для Старика он был не так уж и стар, всего пятьдесят два, он был лыс, тощий, как щепка, носил очки и после единственной поездки в Индию лет пять тому назад, истинно поверил в существовании Будды. Он не снимал с головы индийскую шапочку и жег в кабинете благовонные палочки, от которых порой становилось тошно во всем офисе редакции.
Он имел репутацию честняги-журналиста, хотя ходили слухи, что с прошлым у Старика было не все чисто, может, поэтому Старик перебрался сюда из другого города и ударился в религию.
В какой-то момент я уловила на себе взгляд девушки и повернула голову в сторону клетки. Настороженные глаза на бледном лице, казалось, изучают меня. Я не увидела в ее глазах ни страха, ни смирения, как у многих на ее месте, лишь лихорадочный блеск человека, охваченного внезапной спасительной мыслью. На вид ей было не больше двадцати, совсем еще юная. Она моргнула и перевела взгляд на прокурора, скользнула по присяжным заседателям, затем вновь посмотрела в мою сторону, однако огонь в ее глазах успел потухнуть и взгляд стал пустым и холодным. Она опустила голову и уставилась в одну точку.