В отличие от его прежнего поведения, его прикосновения нежны или, во всяком случае, притворны. Его пальцы погружаются в мои пряди, и я с ужасом понимаю, что прижимаюсь к его ладони.
Я пытаюсь сопротивляться, но он впивается пальцами в мои волосы так, что они сжимают мой череп, без единого слова давая понять, что я не должна бороться с ним.
Я не смогла бы, даже если бы захотела.
Я застыла на месте, пойманная крючком, леской и грузилом в пучину своего леденящего спокойствия. Это на поверхности, фасад, и я на собственном горьком опыте узнаю, что в нем есть несколько слоев. Чем больше я отстраняюсь, тем глубже и темнее он становится. Каждый из них более тревожен, чем предыдущий.
– Последний шанс, Лия, – он гладит меня по волосам, как влюбленный.
Я смотрю на металлическое изголовье кровати с экзотическими золотыми мотивами, отказываясь смотреть на него.
– Последний шанс позволить тебе сломить меня? Никогда.
– Как пожелаешь, Lenochka.
Мои мышцы напрягаются, когда он называет меня так, и я понятия не имею, хорошо это или плохо. Как и большинство вещей, которые он делает с моим телом, будь то, как он прикасается или обращается со мной. Я хочу убедить себя, что ненавижу их, что не выношу ни их, ни его. Тем не менее, болезненная вещь внутри меня выходит из-под контроля, когда он кладет на меня руки. Всякий раз, когда он рядом со мной. Мне хочется думать, что меня притягивает то, насколько он другой, какой молчаливый, но смертоносный, но это темнее и острее, чем я хотела бы признать.
Адриан неторопливо снимает шарф, который держал мои волосы. Затем он поднимает оба моих запястья и привязывает их к металлическому углу у изголовья кровати, который, кажется, предназначен для этой цели.
Он и раньше так поступал со своей женой?
Прогоняя эту мысль, я проверяю узел, но он не поддается. Он не настолько тугой, чтобы причинить боль или прервать кровообращение, но он не позволит мне двигаться или освободить руки.
Внезапная паника разрастается в моей грудной клетке, как лесной пожар, пожирая все на своем пути. Он может причинить мне боль, и я не смогу защитить себя.
– Ты не обязан меня связывать, – в моем тоне явно слышатся эмоции, и я ненавижу их. Я ненавижу то, что позволяю ему видеть меня такой.
– Так ты сделаешь, как я просил? Предложишь ли ты себя полностью?
– Нет!
– Тогда мы сделаем это, по-моему.
– Адриан…
– Да? – Я чувствую, как он встает позади меня, и это наполняет меня одновременно ужасом и тошнотворным предвкушением, которое я испытала только один раз, когда он наклонил меня над столом этим утром.
– Есть ли какой-нибудь способ остановить это?
– Нет, если только ты не воспользуешься моим другим вариантом.
– Ты когда-нибудь бываешь сыт? Если я дам тебе больше, будет ли тебе этого достаточно? Ты отнял у меня все, все. Почему ты требуешь большего?
Его тепло распространяется на мою спину, хотя он не прикасается ко мне, и это делает со мной странные вещи – вещи, которые заставляют меня сжимать бедра.
– Я не все у тебя отнял, Лия. Ты хочешь верить в это, потому что легко обвинять других в своих ошибках, но это не делает это правдой.
– Ты привел меня сюда и забрал из моей жизни.
– Поправка: я спас тебя от нее.
– Сначала ты считаешь себя милосердным, а теперь веришь, что ты спаситель? Очнись!
Его пальцы скользят по моей ключице, и я напрягаюсь, когда они поднимаются к подбородку, подпирая его, когда его губы находят мое ухо и шепчут жаркие, темные слова
– Может быть, это следует сделать тебе?
Мои лёгкие горят, и тогда я понимаю, что не дышала с тех пор, как он схватил меня. Его пальцы заботливы, но не могут быть более жестокими.
– Скажи, чтобы я тебя трахнул, – хрипит он.
– Трахни меня, – бормочу я. – Но ты не услышишь ничего.
Я понимаю, что мое неповиновение коснулось невидимой красной линии, когда его ногти впиваются в мою кожу на самую короткую секунду, прежде чем он отпускает меня.
– Я был достаточно великодушен, чтобы дать тебе два шанса, но ты выбрала неудачно. Как я уже упоминал, отказ от меня приведет только к тому, что ты разрушишь свое упрямство. Бросать мне вызов – все равно, что плыть против течения, в конце концов, ты устанешь, и тебя унесет течением. Пойми это, я бросаю вызов, а не наоборот. Пора тебе это усвоить.
Его бесстрастный голос не должен был на меня подействовать, но он сковал мои мышцы в жесткую линию.
Он опускает мои шорты вниз по бедрам, и, хотя это похоже на то, что он сделал сегодня утром, это ощущается совершенно по-другому, в десять раз сильнее. Его руки похожи на лаву из действующего вулкана, или, может быть, это моя кожа.
Его палец скользит по резинке моего нижнего белья.
– Ты все еще носишь те, что были с утра. Тебе нравилось гулять весь день, вспоминая, как твоя киска подчинилась моим пальцам?
Мои щеки пылают против воли, когда я выпаливаю.
– Конечно, нет. У меня не было времени переодеться.
– У тебя не было времени переодеться.
– Действительно не было
– Разве я что-нибудь сказал?
– Твой тон говорит сам за себя. Ты думаешь, я лгу.
– А ты лжешь? – Он прослеживает мой мягкий вход, и я вздрагиваю от прикосновения. – Так вот почему ты уже мокрая, а?
Я закрываю глаза, когда он снимает с меня трусики и скользит пальцами по моим гладким складкам, лаская их, оценивая с предельной осторожностью.
– Я еще не начал прикасаться к тебе, и все же твое тело горит в предвкушении наказания. Для того, кто всего несколько минут назад вел себя высокомерно, кажется, что обещания наказания было достаточно, чтобы спровоцировать твои самые глубокие, самые темные тайны. Ты узнаешь, что это такое, Lenochka?
Я яростно качаю головой, но останавливаюсь, когда он отводит мои волосы в сторону, чтобы его губы снова могли найти мое ухо. С закрытыми глазами все усиливается – его бессердечное прикосновение, его теплое дыхание, его запах – та опасная смесь дерева и кожи.
– Ты мазохистка по отношению к моему садизму, Лия.
– Заткнись!
– Это одиннадцатое. Открой глаза, или будет двенадцатое.
Я медленно делаю это, глядя на свои связанные руки, чувствуя беспомощность в костях. И все же, определенный тип свободы переполняет меня. Что-то такое, что я испытывала, только когда была пьяна и бродила по улицам без всякой цели, кроме как остаться в живых.
– А теперь считай, или он увеличится.
Я не понимаю, что он имеет в виду, пока ремень не свистит в воздухе, прежде чем опуститься на мою задницу. Крик пузырится в моем горле, когда жгучая боль взрывается на моей коже. Если я думала, что у него больная рука, то его пояс находится в своей собственной лиге. Рубец, который он оставляет на моей плоти, болит и жжет, вызывая жгучие слезы на глазах.