Он постукивает пальцами по бедрам, пока его взгляд скользит от моего лица к торсу и вниз к ноге, на которой не хватает обуви. Это я спросила, видел ли он меня, но теперь, когда я попала под его пристальный взгляд, чувство неполноценности после сегодняшнего дня снова охватывает меня.
Он, должно быть, видит монстра, причем вонючего, и хотя я редко стесняюсь своего образа жизни, сейчас я это делаю. Неприятное ощущение врезается в меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.
Я начинаю извиваться, но останавливаюсь.
– Я вижу тебя. – говорит он медленно, как будто за этими словами скрывается другой смысл. Постукивание его пальцев прекращается. – Четко.
– Тогда... ты должен понять, что я не гожусь в жены никому.
Не говоря уже о нем.
Он лезет в карман пиджака, и я ожидаю, что он вытащит пистолет и выстрелит мне в лицо за то, что я зря трачу его время. Тем не менее, он достает черный кожаный бумажник, открывает его и вытаскивает фотографию.
Легкий вздох слетает с моих губ, когда я смотрю на женщину на ней. Это ее снимок в свадебном платье. Ее темно-каштановые волосы собраны в элегантный пучок, открывающий нежную шею. Вырез платья спадает с ее плеч, подчеркивая их изгибы и ключицы.
Нос у нее миниатюрный, а контур лица четко очерчен, оставаясь при этом мягким. Легкий макияж покрывает ее светлую кожу, усиливая ее спокойную красоту. Ее полные губы выкрашены в телесный цвет, и тени для век такого же оттенка.
Ее глаза бирюзового цвета, такие голубые, как будто она заглядывает мне в душу и ждет, когда она ответит ей.
Легкая улыбка растягивает ее губы. Она загадочная, как будто не хочет улыбаться, или, возможно, у нее есть другая цель.
Но ее красота и элегантность – не причина моих дрожащих пальцев.
Это всё она.
Я смотрю на темноволосую, чистую и ухоженную версию себя. Я едва помню, когда в последний раз была такой же чистой, как она, но я помню свое отражение в зеркале в больнице несколько недель назад, и я определенно выглядела как эта женщина, только со светлыми волосами.
– Вот почему это должна быть ты.
Я вздрагиваю от голоса незнакомца. Пока я была погружена в фотографию его жены, я почти забыла, что он был здесь все это время.
– Но как…?
– Как? – повторяет он, слегка нахмурив брови.
– Как это возможно? Я была единственным ребенком в семье, так что она… – Я бросаю на нее еще один взгляд. – Она не может быть моей сестрой или близнецом.
– Она не родственница тебе по крови.
– Тогда... как ты объяснишь это сходство? – Страшное, к тому же. У нее даже мой долбаный цвет глаз, который я всегда считала чертовски редким.
– Ты веришь в доппельгангеров (прим. пер. в литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю), Уинтер?
– Доппельгангеры? – Я усмехаюсь. – Ты что, шутишь?
– Разве я похож на тех, кто шутит? – Властность в его тоне заставляет меня приклеиться к закрытой дверце машины. Дерьмо. Он действительно ужасен.
– Н-нет.
– Правильно.
– Ты хочешь сказать, что мы с ней доппельгангеры? Как это возможно?
– Это встречается чаще, чем ты думаешь.
– Я все еще... не верю в это.
– Не имеет значения, во что ты веришь. Это уже происходит.
– Уже происходит?
– Да. Ты будешь моей женой.
– Нет. Я на это не соглашалась.
– Не соглашалась на это, – задумчиво произносит он, как будто мои слова звучат комично. – Ты веришь, что у тебя есть такая возможность? Кем, черт возьми, ты себя возомнила?
Я медленно продвигаюсь к двери, пока ручка не впивается мне в бок.
– Я свободный человек.
– Свободный? Как ты определяешь свободу? Спя в гаражах и выпрашивая еду?
– То, как я живу, тебя не касается.
– Не смей больше со мной разговаривать, иначе тебе не понравится моя реакция. – Он так спокойно произносит свою угрозу, но это не уменьшает ее воздействия. Хотела бы я стать одним целым с ковриком или дверью – я не привередлива.
Он смотрит на меня слишком долго, чтобы убедиться, что его слова попали в цель, прежде чем продолжить:
– У тебя будет крыша над головой, теплая постель и горячая еда весь день.
Картина, которую он рисует, искушающая, но он не такой. Он далеко не соблазнителен. Он такой страшный, что даже сидя рядом с ним, я чувствую тревогу. Я чувствую, что мне нужно быть в режиме «дерись или беги» рядом с ним. На самом деле, мне придется выбрать вариант «беги», потому что вариант боя определенно убьет меня.
Так что, хотя я действительно хочу все, что он перечислил, их цена – быть с ним – не та, которую я могу позволить себе заплатить.
Мне нужно найти выход.
– Если ты все еще не уверена, хорошо.
Я вскидываю голову, чтобы встретиться с его пустым взглядом.
– Ты меня отпускаешь?
– Если хочешь.
Я прищуриваюсь.
– Неужели?
– Да, но в нескольких кварталах отсюда дежурит полиция. Как только ты выйдешь из машины, тебя арестуют за убийство Ричарда Грина.
Я задыхаюсь. Как... откуда, черт возьми, он знает об этом?
– Я запретил полиции и СМИ разглашать твое имя и фотографию, но если ты предпочитаешь жить на улице, то не возражаешь против тюрьмы. Ты должна поблагодарить меня, правда. Там, по крайней мере, кормят.
Я чувствую, как машина приближается ко мне, ее сиденья превращаются в щупальца осьминога, чтобы задушить меня.
Он спланировал все – от убийства до полиции и того, что они никогда не упоминали обо мне никаких подробностей. Но он разыгрывал свои карты, одну за другой, методично, как психопат. С самого начала он не собирался давать мне выбора. Он пришел сюда с целью сделать меня своей женой, и я ничего не могу сделать, чтобы избежать этой участи.
– Почему… – Я сглатываю слезы и ком в горле. – Почему ты не использовал эту угрозу с самого начала? Почему ты дал мне надежду, что я смогу отказаться от этого?
– В мои намерения не входило давать тебе надежду. И ты не могла мне отказать, Уинтер. Ты – никто. Вредитель, которого все топчут, не глядя дважды. Безымянное, забывчивое лицо, которое никто не помнит. Будь благодарна, что я делаю тебе это предложение. Скажи спасибо и иди с этим.
Я поднимаю руку и бью его по лицу так сильно, что боль обжигает мою ладонь и стреляет вниз по руке.
Странный тип гнева охватил меня при его словах, и мне нужно было как-то облегчить это. Это единственное решение, которое пришло мне в голову.
То, которое, как я теперь понимаю, может стоить мне жизни.
Глаза незнакомца темнеют, под щетинистой челюстью тикает мускул.
Я полностью ожидаю, что он ударит меня в ответ, и сжимаю дрожащие губы, готовясь к удару.
Однако его рука обхватывает мой затылок, и он тянет меня так, что мое лицо оказывается всего в нескольких дюймах от его.
– Последний человек, который осмелился прикоснуться ко мне, теперь похоронен на глубине шести футов.