Я начинаю извиваться, но останавливаюсь.
— Я вижу тебя. — говорит он медленно, как будто за этими словами скрывается другой смысл. Постукивание его пальцев прекращается. — Четко.
— Тогда… ты должен понять, что я не гожусь в жены никому.
Не говоря уже о нем.
Он лезет в карман пиджака, и я ожидаю, что он вытащит пистолет и выстрелит мне в лицо за то, что я зря трачу его время. Тем не менее, он достает черный кожаный бумажник, открывает его и вытаскивает фотографию.
Легкий вздох слетает с моих губ, когда я смотрю на женщину на ней. Это ее снимок в свадебном платье. Ее темно-каштановые волосы собраны в элегантный пучок, открывающий нежную шею. Вырез платья спадает с ее плеч, подчеркивая их изгибы и ключицы.
Нос у нее миниатюрный, а контур лица четко очерчен, оставаясь при этом мягким. Легкий макияж покрывает ее светлую кожу, усиливая ее спокойную красоту. Ее полные губы выкрашены в телесный цвет, и тени для век такого же оттенка.
Ее глаза бирюзового цвета, такие голубые, как будто она заглядывает мне в душу и ждет, когда она ответит ей.
Легкая улыбка растягивает ее губы. Она загадочная, как будто не хочет улыбаться, или, возможно, у нее есть другая цель.
Но ее красота и элегантность — не причина моих дрожащих пальцев.
Это всё она.
Я смотрю на темноволосую, чистую и ухоженную версию себя. Я едва помню, когда в последний раз была такой же чистой, как она, но я помню свое отражение в зеркале в больнице несколько недель назад, и я определенно выглядела как эта женщина, только со светлыми волосами.
— Вот почему это должна быть ты.
Я вздрагиваю от голоса незнакомца. Пока я была погружена в фотографию его жены, я почти забыла, что он был здесь все это время.
— Но как…?
— Как? — повторяет он, слегка нахмурив брови.
— Как это возможно? Я была единственным ребенком в семье, так что она… — Я бросаю на нее еще один взгляд. — Она не может быть моей сестрой или близнецом.
— Она не родственница тебе по крови.
— Тогда… как ты объяснишь это сходство? — Страшное, к тому же. У нее даже мой долбаный цвет глаз, который я всегда считала чертовски редким.
— Ты веришь в доппельгангеров (прим. пер. в литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю), Уинтер?
— Доппельгангеры? — Я усмехаюсь. — Ты что, шутишь?
— Разве я похож на тех, кто шутит? — Властность в его тоне заставляет меня приклеиться к закрытой дверце машины. Дерьмо. Он действительно ужасен.
— Н-нет.
— Правильно.
— Ты хочешь сказать, что мы с ней доппельгангеры? Как это возможно?
— Это встречается чаще, чем ты думаешь.
— Я все еще… не верю в это.
— Не имеет значения, во что ты веришь. Это уже происходит.
— Уже происходит?
— Да. Ты будешь моей женой.
— Нет. Я на это не соглашалась.
— Не соглашалась на это, — задумчиво произносит он, как будто мои слова звучат комично. — Ты веришь, что у тебя есть такая возможность? Кем, черт возьми, ты себя возомнила?
Я медленно продвигаюсь к двери, пока ручка не впивается мне в бок.
— Я свободный человек.
— Свободный? Как ты определяешь свободу? Спя в гаражах и выпрашивая еду?
— То, как я живу, тебя не касается.
— Не смей больше со мной разговаривать, иначе тебе не понравится моя реакция. — Он так спокойно произносит свою угрозу, но это не уменьшает ее воздействия. Хотела бы я стать одним целым с ковриком или дверью — я не привередлива.
Он смотрит на меня слишком долго, чтобы убедиться, что его слова попали в цель, прежде чем продолжить:
— У тебя будет крыша над головой, теплая постель и горячая еда весь день.
Картина, которую он рисует, искушающая, но он не такой. Он далеко не соблазнителен. Он такой страшный, что даже сидя рядом с ним, я чувствую тревогу. Я чувствую, что мне нужно быть в режиме «дерись или беги» рядом с ним. На самом деле, мне придется выбрать вариант «беги», потому что вариант боя определенно убьет меня.
Так что, хотя я действительно хочу все, что он перечислил, их цена — быть с ним — не та, которую я могу позволить себе заплатить.
Мне нужно найти выход.
— Если ты все еще не уверена, хорошо.
Я вскидываю голову, чтобы встретиться с его пустым взглядом.
— Ты меня отпускаешь?
— Если хочешь.
Я прищуриваюсь.
— Неужели?
— Да, но в нескольких кварталах отсюда дежурит полиция. Как только ты выйдешь из машины, тебя арестуют за убийство Ричарда Грина.