Она расстегивает пальто и расстегивает молнию, прежде чем снять его и положить на колени. Я вытаскиваю эту вещь из-под ее пальцев и выбрасываю в окно. Коля ловит его и идет с ним к мусорному ведру.
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто я убил ее любимого щенка.
— Зачем ты это сделал?
— Оно воняет и делает тебя похожей на нищенку.
— Я гребаная нищенка. — огрызается она, а затем сжимает губы, когда понимает свою ошибку.
— Что я говорил насчет того, чтобы отвечать? Ты хочешь провести несколько лет в тюрьме?
— Н-нет.
— А похоже на то.
— Извини. Окей?
Мне не нравится тон, которым она со мной разговаривает. Это совсем не похоже на извинение. Во всяком случае, это немного саркастично. Эта женщина сильно отличается от моей Лии.
Решив пока оставить все как есть, я изучаю ее, постукивая пальцами по бедру. Она одета в мешковатые джинсы и уродливый полосатый свитер, который поглощает ее крошечную фигуру, делая ее похожей на бежавшего подростка. Но ее одежда не воняет так, как моча и рвота — запах от ее пальто.
Но пахнет чем-то еще.
— Сними перчатки.
На этот раз она не спрашивает зачем, и делает то, что ей говорят. Я тоже выбрасываю их в окно. Черные полосы грязи укрылись под ее обкусанными ногтями, а несколько красных волдырей покрыли ее пальцы из-за холода.
Я протягиваю руку к пульту рядом с водительским сиденьем и достаю несколько влажных салфеток. Она напрягается, когда я беру ее руки в свои, ее зрачки расширяются, когда я вытираю их. Они такие же хрупкие и маленькие, как у Лии, и бледные, почти до тошноты. Только красные волдыри и зеленые вены, выглядывающие из-под ее кожи, показывают отличие цвета.
Сунув руку в карман, я достаю обручальное кольцо жены и надеваю его ей на палец. Выражение ее лица расширяется, она напрягается, но, к счастью, держит рот на замке.
Вместо того чтобы попросить ее снять шапку, я делаю это сам. Она остается неподвижной, когда ее сальные светлые — или полусветлые — волосы падают на плечи. После того, как я выбрасываю грязный клочок меха в окно, чтобы присоединиться к другому мусору, я использую влажные салфетки, чтобы очистить ее лицо.
Она пытается сделать это сама, но один мой взгляд заставляет ее опустить руки на колени. Я провожу салфеткой по ее лбу, мягким очертаниям щек и горбинке носа. Когда я подхожу к ее потрескавшимся губам, они слегка приоткрываются. Я пытаюсь встретиться с ней взглядом, чтобы понять, о чем она думает, но она смотрит на свои руки, безвольно лежащие на коленях.
Когда мой большой палец останавливается на ее нижней губе, темное желание охватывает меня, и я испытываю искушение прикусить ее и насладиться потрескавшейся поверхностью. Посмотреть, закричит ли она.
Словно почувствовав мои мысли, Уинтер дрожит, но совсем не от желания.
Страх. Грубый, сильный страх.
Я отпускаю ее, и она откидывается на кожаное сиденье.
Открыв дверцу машины, я выхожу и глубоко вдыхаю ночной воздух. Я подхожу к ее стороне и открываю дверь.
— Выходи.
Она делает это осторожно и тут же дрожит, обхватив себя руками. Когда я снимаю пальто и накидываю его на нее, она смотрит на меня со странным выражением, которое говорит, что она никак не ожидала, что кто-то вроде меня сделает это.
Коля сбрасывает куртку и протягивает мне, но я отрицательно качаю головой. Мне не холодно. Во всяком случае, сегодня мне было жарче, чем обычно.
— Иди за мной. — говорю я, и она начинает ковылять.
Когда я оборачиваюсь, чтобы осмотреть проблему, она останавливается, ее нога в носке покоится на другой.
Я обнимаю ее за спину, поднимаю под колени и несу в свадебном стиле. Она слишком худая и костлявая, это должно быть преступлением.
Она напрягается, хотя ее пальцы сжимают мою рубашку.
— Я могу идти сама.
— У тебя не хватает башмака.
— Я справлюсь.
— Или ты можешь сидеть спокойно.
— Ты… — Она откашливается и, словно не желая, чтобы Коля и Ян, которые следуют по пятам, услышали, шепчет. — Ты сказал, что от меня пахнет.
— Позволь мне побеспокоиться об этом.
Она открывает рот, чтобы возразить, но, кажется, передумывает и закрывает его.
Как только мы входим в один из универмагов и заходим в один из лифтов, я нажимаю кнопку, и мы вчетвером поднимаемся на десятый этаж. Торговый центр закрыт, но менеджер задержался по моей просьбе.
Как только двери открываются, нас встречают она и трое ее самых доверенных работников, которых Коля заставил подписать соглашение о неразглашении кровью, прежде чем мы отправились за Уинтер. Менеджер, женщина лет пятидесяти, с нарисованной улыбкой на губах, кивает при нашем появлении.