Мог ли он быть частью мафии, о которой упоминал мужчина с сигаретой?
Я внутренне качаю головой. С чего бы мне связывать его с мафией только потому, что у него русский акцент? Он мог бы быть русским бизнесменом, как те тысячи, которые постоянно кишат в Нью-Йорке.
Или шпионом.
Дрожь сотрясает мои внутренности при этой мысли. Мне действительно нужно обуздать свое буйное воображение. Кроме того, в каком мире шпион так привлекателен? Кроме Джеймса Бонда, но он вымысел. Русский незнакомец привлек к себе столько внимания, и самое странное, что он, казалось, ничего не замечал. Или, может быть, его это беспокоило, как будто он не хотел быть в центре внимания, но он все равно был вынужден занять эту позицию.
Я лезу в карман и достаю платок, который он мне дал. Окей, я выбросила его в мусорное ведро, но потом вытащила. Не знаю почему. Наверное, это была пустая трата времени.
Пробегая пальцами в перчатке по инициалам, я задаюсь вопросом, сделала ли его жена это и спросит ли она его о платке. Хотя, похоже, он из тех, кто задает вопросы, а не наоборот.
Засовывая платок обратно в карман, я выталкиваю странного незнакомца из головы и делаю несколько поворотов, пока не оказываюсь в подземном гараже, который мы с Ларри часто посещаем.
Охранник храпит у входа, бормоча, о каком-то бейсболисте-идиоте. Чтобы проскользнуть мимо него, особых усилий не требуется. Теперь все, что мне нужно сделать, это уйти рано утром, пока он не проснется.
Гараж не большой и не шикарный, вмещает всего около сотни машин, и половина мест не занята. Только одна треть неоновых ламп работает, но даже если бы они все ослепили меня, это не имело бы значения. Я спала в местах и похуже, с более сильным освещением и более громкими звуками.
Ключ к безопасности — спать с одним открытым глазом. Не в буквальном смысле. Но в основном я сплю чутко, так что малейшее движение пробуждает меня.
Когда я сажусь на бетонный пол между двумя машинами и закрываю глаза, я хорошо слышу жужжание от наполовину разбитых фар и свист машин, проезжающих по улицам наверху. Я даже слышу бормотание охранника, хотя не могу разобрать его слов.
Если он остановится, я буду знать, что он проснулся, и мне нужно быть начеку. Он может вызвать полицию, а это последнее, чего я хочу в моей нынешней ситуации — да и вообще в любой ситуации.
Я стараюсь устроиться поудобнее в своей позе, хотя холод просачивается сквозь мои кости от стены позади меня и пола подо мной.
Я стараюсь не обращать внимания на урчание в животе и пульсирующую потребность напиться.
Я пытаюсь думать о том, что делать дальше, когда меня официально объявят в розыск.
Довольно скоро усталость берет свое, и я проваливаюсь в сон без сновидений.
Я не вижу снов. Никогда. После аварии мой разум словно превратился в чистый холст.
Бормотание прекращается, и охранник начинает говорить. Мои глаза распахиваются, и я смотрю на маленькое отверстие напротив меня, которое служит окном. Все еще ночь, и, судя по отсутствию гудящих машин, уже достаточно поздно, чтобы сюда не подъезжали другие машины.
И все же черная машина медленно въезжает в гараж. Здесь так тихо, что я бы не услышала его, если бы не была так настроена на шум внешнего мира.
Я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, затем натягиваю капюшон пальто на голову, чтобы полностью прикрыть ее. Только один мой глаз заглядывает в узкую щель.
Пока она не припаркуется на месте напротив меня, я буду в порядке. Логичнее выбрать одно из бесчисленных мест у входа.
Звук приближается, и я вижу черную машину. Я сжимаюсь в тесном пространстве между "Хендаем" и стеной, благодаря все святое за мою маленькую фигурку. Это помогает в моей схеме невидимости.
Но, делая это, я заблокировала свое видение того, что делает машина. Долгие секунды не слышно ни звука. Ни открывания дверей, ни писка замка.
Присев на корточки, я заглядываю под машину и вижу пару мужских ног, стоящих прямо перед "Хендаем". Я подношу руку в перчатке ко рту, чтобы заглушить любой звук, который могу издать.
Гнилой запах от того дерьма, к которому я прикасалась, вызывает чувство тошноты и рвоту.
Я дышу ртом, продолжая следить за его ногами. На нем коричневые ботинки, и он не двигается, как будто чего-то ждет.