— Здравствуй, Арис.
12. ЗНАМЕНИЕ
Питфей стоял на террасе дворца и глядел на звездное небо. Была безлунная ночь, и звезды сияли удивительно ярко. Напрягая зрение, можно было различить множество мелких светил, обычно сливающихся в белые облака туманностей. А сколько же звезд незримо для нас! И что такое звезды? Неужели прав прадед Питфея Тантал, утверждавший, что они ничто иное как бесчувственные раскаленные глыбы? Неужели они абсолютно равнодушны друг к другу и к тому, что происходит на Земле? Бесчувственные мертвые глыбы... Но как тогда объяснить поразительную гармонию и порядок в движении планет и звезд? Что же, этот порядок возник из хаоса сам собой? Невероятно! Гармонии и порядку должен предшествовать замысел. У кого он мог возникнуть? Кто придумал этот мир? Кто осуществил грандиознейший замысел? Олимпийские боги тут ни при чем. Они могущественны, но не настолько! Они бессмертны, но не вечны. Бытие богов имеет предел, по крайней мере в прошлом. Они возникли или родились уже в существующем мире и было время, когда их не было. Что же тогда остается? Хронос? Время? Оно, конечно, древнее всех других богов. Но может ли время — абстрактная и безликая категория — быть Демиургом?
На память пришла беседа с одним странствующим восточным мудрецом. Тот высказал парадоксальную мысль, утверждая, что было время, когда не было времени. По его словам, время возникло вместе с миром, сотворенным из ничего Единым и Могущественным Богом. Он заявлял, что время — это категория движения вещей и атрибут бытия материального мира. Не было мира, не было движения, не было и времени.
— А как же Бог? — спросил его Питфей.
— Бог вечен, — отвечал мудрец.
— Но что же делал Бог века, тысячелетия, целую вечность, один, среди абсолютного «ничего»?
— Какие века, какие тысячелетия, какая вечность, если не было времени? Бог вне времени и пространства. В Его бытии вечность равна мгновенью.
— Это выше человеческого разумения.
— Не спорю. Так оно и есть.
— А что ты можешь сказать о своем странном и непостижимом Боге?
— Ничего, кроме того, что Он есть, кроме того, что Он сотворил этот мир и кроме того, что Он благ.
— Откуда ты знаешь, что Он благ?
— По делам Его. Так же, как по картине видно, каков художник — талантлив он или бездарен, добр или зол, так и по сотворенному миру можно понять, каков его Творец.
— Картин и художников много — есть с чем сравнивать. А окружающий нас мир один. Другого нам не дано. Но даже имея возможность сравнивать, вряд ли можно согласиться с тем, что он совершенен. Разве мы не видим вокруг несправедливость и зло?
— Видим и несправедливость, и зло. Только откуда проистекают они? Не от человека ли?
— Почему же твой Всемогущий Бог не вмешается в дела мира и не устранит зло?
— Каким образом?
— Своею властью.
— Но будет ли это справедливо? Бог сотворил человека свободным и потому дал ему право выбора между добром и злом. Он готов помочь человеку, но не путем навязывания Своей воли.
— Как же тогда он может помочь ему?
— Своим примером. Добровольным принесением Себя в жертву.
— Не жертвой Богу, а жертвой Бога?
— Да, жертвой Бога.
— Но это же нелепо!
— Нелепо, царь.
Этот странный разговор пришел на память Питфею при мысли о странствиях Ариса, о загадочном вращающемся острове и чаше с жертвенной Кровью. Слишком упрощенно было бы воспринимать рассказ Ардала как поэтический вымысел, красивую сказку. Поэтическое творчество сродни вещим снам — это знал Питфей. Тем не менее, как не прийти в изумление и замешательство! И не потому, что смерть принимает обладающий бессмертием. Конечно, это нелепо и невероятно и, все-таки, такие случаи известны. Разве не находится в Дельфах могила Диониса? Разве не был убит и расчленен Осирис, воскрешенный затем Исидой, собравшей и соединившей поруганные части тела возлюбленного супруга. Но в этих и других подобных случаях убиенные боги оказывались жертвой равномогущественных злых сил, в то время как Бог, о котором говорил странствующий мудрец, добровольно Сам приносил Себя в жертву. Однако сразу же встает вопрос: кому? Значит, есть некто, более могущественный, чем Он. Если же нет, то в жертву Он приносит Себя Себе Самому! Абсурд!
В поэме Ардала нелепостей еще больше. Вселенская мудрость, высшее знание оказываются заключенными в чашу с жертвенной Кровью божественного Спасителя, еще не родившегося в мире. Это вызов элементарной логике, самое настоящее безумие! Но именно это безумие притягивало и манило к себе Питфея, будоражило его мысль, вызывало смятение и сладостное волнение в душе. Как будто бы разрывалась завеса пространства и времени и открывались новые невероятные горизонты, мир менял свои очертания, стиралась грань между прошлым и будущим, рушилась связь причин и следствий, события утрачивали свою логическую последовательность и неумолимый рок терял свое устрашающее всемогущество.