Олень знал.
Иэн ждал, прильнув к биноклю.
Земля остановила свое вращение.
Он целился в сердце.
Два
Темно-синий пиджак. Юбка с бело-голубым узором. Средний каблук.
Шарф? Или бусы?
Бусы.
Хелен Крид зашла в ванную и поправила волосы. Вышла и еще раз поймала свое отражение в зеркале в полный рост. Господи, она выглядела… уныло. Это было единственное подходящее слово. Как будто собиралась на собеседование.
Она сняла юбку, блузку и пиджак и начала заново.
Было очень тепло. Конец сентября, бабье лето.
Хорошо. Светло-серые льняные брюки. Удлиненный льняной пиджак. Рубашка цвета фуксии, которую она еще ни разу не надевала.
Лучше? Да. Серьги? Простые гвоздики.
На улице послышался рев, с которым Том, как обычно, сделал эффектный финальный разворот на своем мотоцикле. Рев затих. Она услышала металлический лязг опустившейся на асфальт подножки.
Всего шесть. У нее еще почти два часа – слишком рано оделась.
Хелен села на край кровати. Она была возбуждена. Взбудоражена. Она нервничала, но в этом было что-то приятное, какое-то предвкушение. А теперь – как будто упала температура. Ей было нехорошо. Тревожно. Страшно. Какой абсурд. А потом она уже не чувствовала ничего, кроме выматывающей усталости: она уже не представляла, как наберется сил для того, чтобы встать с кровати.
Хлопнула дверь на кухню. Она услышала, как Том бросил свой шлем и тяжелые кожаные перчатки на пол.
Бледно-серый лен. Новая рубашка цвета фуксии. Она даже сделала себе прическу. Ей хотелось лечь в свою постель и спать, спать, спать…
Еще через пару минут она поднялась наверх.
– О, хороший выбор, мам, – сказала Элизабет, оторвавшись от своего учебника по французскому.
Том, как и всегда после возвращения домой, стоял около тостера. Том. Он говорил, что относится к этому «нормально». Что все «в порядке». Но Хелен до сих пор сомневалась.
Хотя бы насчет Элизабет ей переживать точно не стоило – именно дочь изначально и подтолкнула ее к этому. «Прошло уже шесть лет после смерти папы. Мы не останемся здесь надолго. Тебе нужно заняться своей жизнью, мам».
Но сейчас она уловила на лице Тома выражение, которое противоречило тому, что он говорил. Что все «в порядке». «Нормально».
– Я думал, ты встречаешься с этим парнем только в восемь.
– В полвосьмого.
– Неважно.
Том намазал чуть ли не полпачки масла и огромную ложку «Мармайта»[1] на четыре куска хлеба.
Кухню осветило вечернее солнце. Стало теплее. Французские книги Элизабет. Ручки. Маркеры. Открытая банка «Мармайта» на столе. Запах свежих тостов. И моторного масла.
– Я не могу пойти, – сказала Хелен. – Я не могу. О чем я думаю?
– О господи, только не надо опять, мы же уже все это проходили. Том, скажи ей, поддержи меня, ну?
Том пожал плечами.
Его сестра раздраженно фыркнула. Заложила карандашом свою «Евгению Гранде».
– Ладно, давай еще раз. Это волнение перед первым свиданием или что?
Волнение перед первым свиданием? Как можно было вообще описать словами те чувства, которые она испытывала, сидя за кухонным столом в светло-сером льняном костюме, ни разу не надеванной рубашке цвета фуксии, по меньшей мере за час до назначенного времени?
Это было пару месяцев назад, во время прогулки с Матли на Холме, когда Элизабет заявила:
– Мне кажется, ты не общаешься с людьми.
Хелен сначала не поняла. Работая в аптеке, она общалась с людьми каждый день.
– Я имею в виду не это. – Элизабет села и прислонилась спиной к Камню Верна. Был июль. Матли лежала на земле и тяжело дышала, высунув язык.
Хелен задумалась и осталась стоять, глядя сверху на Лаффертон, чтобы не смотреть на свою дочь. Она чувствовала приближение чего-то важного или каких-то изменений в своей жизни, но она не знала, чего или каких. И это ее беспокоило.
– Мам, ты не думала, что ты можешь… ну, встретиться с кем-нибудь – я имею в виду, с кем-нибудь новым. После папы. Сядь, у меня уже шею сводит.
Хелен села на сухую траву. Элизабет смотрела прямо на нее. Она всегда была такая. Хелен помнила ночь, когда она родилась: Лиззи посмотрела на нее с таким же прямым, бескомпромиссным выражением, хотя новорожденные дети вообще не должны фокусироваться. Она глядела так же в раннем детстве, когда задавала вопросы. Этот прямой взгляд голубых глаз, который держал тебя и не отпускал. И вот теперь – снова он.
– Я окажусь в Кембридже, не успеешь ты оглянуться – будем надеяться. Том уедет со своими психами-друзьями.
1
Мармайт (