Он приехал рано. Еще шла подготовка. Это была площадка для английской спортивно-охотничьей стрельбы с восемью стендами на десять птиц и недавно установленной высокой будкой с машинкой, выпускающей по сто птиц. Лучшее, на что можно было надеяться. Мишени будут симулировать высоко летящих фазанов, очень высоко летящих фазанов, несущихся в разные стороны голубей, мелькающих куропаток и еще множество других, по-разному взлетающих и двигающихся, птиц. Другого такого испытания просто не было.
Люди, работающие на спонсоров, натягивали баннер между двух столбов. Возводился шатер, где будут подаваться угощения. Один за одним по полю подъезжали «Лэнд Роверы», полные девушек и ящиков со столовыми приборами.
Он пошел обратно к машине. Облокотился на капот и смотрел, смотрел, впитывал в себя атмосферу, выбирал точку обзора, изучал фон, смотрел, смотрел. Адаптировал все под свой глаз.
Рядом с ним возникли еще два участника. Он кивнул им. И продолжил смотреть, смотреть. Через минуту он отойдет от будки на сотню ярдов, взглянет издалека, вернется. Продолжая смотреть. Он повращал руками. Покрутил головой из стороны в сторону. Оставаться легким. Оставаться гибким. Оставаться расслабленным.
Он использовал 32-дюймовую двустволку. Ту же, что он использовал последние три года. Три года, в которые он выигрывал.
Он отошел от машины. Спокойно зашагал в сторону будки, не переставая смотреть и смотреть. Вращая руками.
Но потом он предусмотрительно зашел в шатер, взял на завтрак булочку, горячий бекон и грибов у улыбающейся блондинки, пошел к общему столу, поговорил, посмеялся, социализировался. Он не хотел, чтобы его называли одиночкой. Одиночек не любят. Им не доверяют.
Не одиночкам с оружием.
Он откусил свежую белую булку, и от вкуса соленого горячего бекона его рот наполнился слюной.
– Значит, в этом году снова чемпион, да? – сказал Роджер Барратт, похлопывая его по плечу.
Он проглотил еду. Покачал головой.
– Очередь кого-нибудь другого. Кажется, я уже свое получил.
Все рассмеялись. Но он никого не пригласил составить ему компанию.
Они уже начали разбредаться по углам шатра. Днем будет жара. И ясно. Голубое небо. Стрелять – в сторону северо-востока. Идеально.
Он вышел – легкий, спокойный, расслабленный, свободный. Уверенный.
Двенадцать
– Раффлс!
Но собака уже опередила его и вся тряслась от восторга у двери. Фил Расселл рассмеялся, снял с крючка поводок и положил ладонь на дверную ручку. И застыл. Ретривер смотрел на него, застыв на месте, зная, но не смея признать, что да, он был дома, и да, они сейчас пойдут гулять. Да!
Фил открыл дверь.
Во время учебного года Фил брал с собой собаку на утреннюю двухмильную пробежку. После обеда приходил сосед и гулял с ним. Но именно периодические совместные выходы человека и собаки ближе к вечеру, когда они уезжали на машине из Лаффертона за город, были для них самыми приятными. Они не позволяли им обоим сойти с ума.
И сейчас он сворачивал на главную дорогу и ехал на восток, в сторону Дарнуэлла. В этом направлении текла река. Ее берега окаймляли аккуратно подстриженные ивы.
Он приезжал сюда пару раз в неделю долгие годы, с Раффлсом и своим предыдущим псом. С тех пор как он привык к жизни без Шейлы, Фил научился получать удовольствие от собственной компании. В конце концов, он видел достаточно людей в течение рабочего дня. Ничего не изменилось.
Все изменилось.
Какое-то время он постоял на склоне, с которого открывался вид на реку, а потом бросил мяч. Он хотел научить Раффлса ходить «под ружьем». Собака сорвалась с места и нырнула за мячом, достала его и пулей полетела назад, и только когда она начала бежать чуть медленнее, возвращаясь с мячом в зубах и задыхаясь от радости и усталости, Фил уселся на траву. Раффлс компанейски лег рядом с ним, спрятав влажный мяч себе под морду. Это был очередной жаркий день. Над водой мельтешила мошкара.
Все изменилось.
Он не знал, верит ли он в любовь с первого взгляда. Ему много месяцев понадобилось, чтобы удостовериться в своих чувствах к Шейле, зато, как только он удостоверился, следующий шаг – женитьба – дался ему легко и просто. Только в последний год он начал допускать идею найти кого-нибудь снова, и обычно он сразу вытеснял ее из своего сознания.
Но эта тяжелая зима действительно потревожила его: зима, когда он оказался один, ведь Хьюго был в Африке, а Том – слишком увлечен своим актерством. У Фила был внутренний ресурс. Существовало много чего, что могло его порадовать. Зима – это время охоты на фазанов. Но остаться «одному» теперь как будто бы стало значить «в одиночестве». И эта мысль не отпускала его.