— Присаживайтесь, присаживайтесь, мой дорогой, не нужно стоять передо мной навытяжку, — кивнул он Табору, но руки не подал.
Затем приказал слуге принести еще один бокал — зеленого хрусталя прекрасной римской огранки — и налить гостю кислого вина по двенадцати франков за бочонок.
— Господин маркиз, у меня к вам небольшая просьба. — Табор сунул руку в карман и дотронулся до пистолета. — Могу я у вас заночевать? Завтра около семи утра я должен быть уже в Париже, а моя машина — далеко не гоночный автомобиль.
— Зачем вам нужно так рано в Париж?
— Кое-что забрать.
— Опять остались без гроша, не так ли? Нет даже пары франков на оплату номера в отеле? Это похоже на вас, слугу прекрасных искусств! В голове одни восторги да жареные индейки, а в кармане пусто, разглагольствовал маркиз, расправляясь с плотвичкой.
Табор хотел было ответить какой-нибудь дерзостью, но Веркруиз опередил его:
— Хорошо, хорошо, мой друг, постель и одеяло для вас найдутся. Да, вы виделись с Гранделем?
— Нет.
— Скверный тип, вы не находите? Когда речь заходит о деньгах, он готов с живого снять все до костей.
— А вы еще ведете с ним какие-нибудь дела?
— Угу. — Старик отодвинул тарелку. — Не захватите ли вы кое-что для Гранделя, несколько фарфоровых и серебряных вещиц?
— Не могу, — нерешительно ответил Табор. — Я рассорился с ним…
Маркиз задумался. Накануне Грандель звонил ему, но ни словом не обмолвился о ссоре с Табором. Старик заметил, что его гость вел себя нервно, будто опасался чего-то.
— Нельзя так нельзя. — Веркруиз не выказал особого сожаления.
Однако, несмотря на поздний час, решил позвонить Гранделю и узнать, что у него произошло с художником. Сославшись на усталость, маркиз попрощался с гостем.
Слуга проводил художника в затхлую, уставленную старыми вещами комнату. Табор прислушался к шорохам в доме, стащил с кровати матрац и положил его прямо под окном. Дверь оказалась без задвижки, поэтому он подставил под ручку стул.
Когда Грандель прибыл в Верде, заржавленные ворота парка были еще открыты. После телефонного звонка маркиза он некоторое время колебался, следует ли ехать туда самому, но Де Брюн приказал ему поговорить с Табором и выяснить, что художнику известно о деле, кто ему рассказал обо всем.
Грандель не сомневался, что своим освобождением из следственной тюрьмы обязан Де Брюну и пока он находится под покровительством всесильного шефа «Меркюр-Франс», ему нечего бояться полиции. Тем не менее он серьезно подумывал все бросить и бежать. Игра, которую он затеял, становилась слишком опасной. Но от Де Брюна уже пришла машина.
Вначале они поехали в направлении Сетура — водитель хотел убедиться, что за ними нет полицейского хвоста. Это была излишняя предосторожность, поскольку Пери еще ничего не знал об освобождении антиквара.
Веркруиз сидел с рюмкой коньяка у зажженного камина.
— Присаживайтесь к огню, дорогой Грандель, — вкрадчиво произнес он, выпейте глоточек, потом обсудим дела.
— Это не к спеху.
— Я тут обнаружил для вас несколько прекрасных, просто изумительных вещиц: старинное серебро и фарфор, они доставят вам огромную радость.
Грандель пригубил коньяк и ничего не сказал.
Напольные часы в углу хрипло пробили шесть раз.
— …она была воплощением красоты, весь мир лежал у ее ног, рассказывал старый подагрик, потягивая коньяк.
Но антиквар не слышал его, хотя изображал внимание. Он думал о тех двоих на бензоколонке, с которыми водитель машины Де Брюн тихо перебросился парой слов. Не они ли должны убрать этого простофилю?
— Да, такой человек, как вы, маркиз, несомненно многое повидал в жизни, в этом я никогда не сомневался, — услышал Грандель собственный голос. Про себя же подумал: «Слюнявая развалина, пугало огородное!» И затем сказал вслух: — Дайте знать Табору. Я хотел бы поговорить с ним, а то уже поздно.
Несмотря на охвативший его страх, художник вошел в залу с напускным спокойствием и повел себя нарочито самоуверенно.
Грандель, словно хозяин, прервал его кичливую болтовню и повелительно указал пальцем на стул.
— Вы прислали мне картину. — Антиквар достал из кожаного футляра свернутый в трубку холст и развернул его. — Работа далека от совершенства, но вы хорошо потрудились. В виде исключения я возьму ее. Сколько вы за нее хотите?
— Цена вам известна. Сто тысяч!
Грандель молча достал из бумажника пять банкнот.
— Прекрасно, даю вам сто франков, и, заметьте, я плачу слишком щедро. Но запомните — это последний случай, когда я что-нибудь покупаю у вас.
— Вы издеваетесь? — прохрипел Табор.
— Сто франков в наши дни большие, очень большие деньги, молодой человек, — прошамкал маркиз. — На вашем месте я бы подумал, хорошо подумал.
— Ну, так как? — спросил Грандель.
— Вы еще пожалеете об этом! — взорвался Табор.