Заявленная новость всколыхнула во мне массу нелицеприятных воспоминаний, которые я постарался не транслировать на роже. Возможно со временем я смогу без страха перемещаться по улицам, не опасаясь репрессий, мелькнула отчаянная мысль и тут же пропала, сраженная следующими сообщениями.
«Он страшный урод и совсем не похож на вас, Гурий Трофимович. И хоть имя у него более красивое и звучное, чем ваше, все равно при его появлении становиться жутко. — поделилась с нами недалекая Эвелина, — а еще он очень злой.»
«И как же его зовут?» — без особого интереса проговорил я.
Наша гостья наморщила и без того устрашающую физиономию и со вздохом произнесла:
«Я не помню, Гурий Трофимович, но ваше имя запомню обязательно, — с готовностью пообещала она, — и даже запишу. Вы добрый и справедливый, не то, что этот урод. Я скажу про вас Главному, и пусть он больше не требует равняться на жуткого урода!»
Решение барышни мне очень не понравилось, и я вложил все красноречие, на которое был способен, убеждая Эвелину не прибегать к таким крайностям.
«Не стоит, милая, — холодея от нехороших предчувствий, посоветовал я, — он станет еще более злым, если услышит про меня. пообещай, что ни словом не упомянешь обо мне?»
Однако Эвелина уже приняла твердое решение и весело соскальзывала на лестницу, покидая наше озадаченное общество.
«Нужно уходить, Гурий, — вполголоса заявил Волков, — она ненормальная, как, впрочем, и злой Главный и остальные граждане. Не стоит дразнить удачу, найдем себе пристанище.»
Решение было здравым, однако воплотить его в жизнь мы не успели.
Утро нового дня встретило нас шумными выкриками, доносившимися с улицы. С заметным интересом я высунулся в окошко и с изумлением увидел, как вчерашние отрешенные граждане целеустремленно громили свою недавнюю кормушку. Их движения были такими же заторможенным, однако в них виделась явная озлобленность. Суровый громила, неизменно появлявшийся каждое утро в дверях заведения, тоже был там, однако не делал ничего, что могло бы остановить бесчинствующую толпу. За очень короткий срок граждане разобрали по кирпичу всю конструкцию и двинулись дальше, переключая свое внимание на другие постройки. Появляться им на глаза граничило с явным безумием, и мы приняли решение переждать бунт в относительной безопасности.
Борщовцы, расправившись за день с большей частью весьма внушительных строений, направились покорять новые горизонты, предоставив нам возможность тоже покинуть неспокойную деревушку.
Гошка, обладающий поистине звериным чутьем в вопросах бродячей жизни, предложил нам двинуться к окраинам, минуя центральные районы города.
«Думаю, что на центральных улицах мы встретим похожие картины, Гурий Трофимович, — со знанием дела заявил он, — харчи кончились, а народ требует продолжение банкета. Я предвидел что-то подобное»
Происходящее в городе ничем не отличалось от событий в Борщовке. Суперлюди, как представители высшей расы, собравшись небольшими группами, планомерно уничтожали все, что попадалось им на пути. Они по-прежнему выглядели отрешенными и равнодушными, но тем страшнее казалась открывающаяся картина.
«Как думаете, — вполголоса пробормотал Волков, останавливаясь в замешательстве перед очередной толпой, — именно об этом мечтал Матвей, проводя свои эксперименты? Не уверен, что то, что сейчас творят эти безмозглые проходимцы, демонстрирует высший уровень эволюции.»
Под шаловливыми ручонками обывателей рушились ограждения, вырывались с корнем небольшие кустарники, переворачивались скамейки, а высшим пилотажем, очевидно, считалось разрушить наиболее весомое здание из кирпича и бетона. Представители силовых ведомств и отряды борцов с нарушителями бродили среди разбушевавшихся граждан, не предпринимая ничего.
Когда мимо нас прошествовала воинственно настроенная группа, на меня пахнуло знакомой вонью, а в глаза бросилось явное мимическое изменение.
«Вы видели? — взвизгнул Гошка, озвучивая замеченные мной пугающие факты, — они стали похожи на штопаных уродов, только еще с глазами и всем остальным!»
Суперлюди уже успели разнести половину того, что еще совсем недавно украшало собой улицы и проспекты. На земле валялись смятые нечеловеческой силой обломки городских остановок, торговых павильонов, асфальт был усыпан битым стеклом. Вся эта вакханалия проводилась без лозунгов и воззваний, тупорылые обыватели не выдвигали требований, не ратовали за что-то там общественно важное. Они рушили и громили, и получали от этого неземное удовольствие. Или ничего не получали. Я не мог до конца объяснить мотивы их бесполезных деяний. Стоящий в шаге от меня Гошка коротко взвизгнул и шмякнулся мне под ноги, сраженный обломком металлической трубы, прицельно брошенной ему в голову.