Выполнить просьбу требовательного доктора оказалось непросто, поскольку непослушные Гошкины глаза все еще выхватывали из темноты всполохи полупрозрачных теней. Прилагая значительные усилия, Гошка отчетливо различил под ногами раскрошившиеся бетонные шпалы, которыми обычно укрепляют железнодорожные пути. Каким образом из театральной подсобки их принесло в подземку, Гошка сказать затруднялся, впрочем, Гурий того и не требовал. Их внезапно изменившийся маршрут приобретал все более уверенные очертания, и спустя пару десятков шагов, Гошка мог уже без труда рассмотреть откровенно ржавые рельсы, облупившиеся стены и бесконечную паутину темных проводов, то тут, то там свисающих по стенам. То, что эта ветка была заброшена и давно уже не использовалась по прямому назначению, угадывалось без труда. Никто не рискнет в здравом уме прокатиться по рельсам, которые давно уже съехали со своей бетонной основы, а в некоторых местах отсутствовали вовсе. О чем-то похожем ему рассказывал Гурий в их первую встречу, и Георгий тогда еще искренне восхищался смелостью сдержанного доктора. В этот раз со стороны Грошика не доносилось ни звука. Он шел по рельсам, все еще крепко держа за руку своего попутчика, и только его неровное хриплое дыхание и шорох шагов нарушали гнетущую тишину. Их нынешний путь казался бесконечным, а его завершение и вовсе хранило множество вариантов. Ни всезнающий Гурий, ни малограмотный Гошка не могли с уверенностью сказать, что из очередного черного лабиринта на них не нападет какое-нибудь безглазое существо и не укусит за пятку.
«Смотрите, Гурий, — неожиданно вырвалось у Гошки, когда вдалеке мелькнула неясная вспышка, очень напомнившая свет фар, — здесь невозможно проехать, здесь разобраны рельсы.»
«Спокойно, Гоша, — усмехнулся Гурий, — это не поезд, это обычное подземное освещение. Кажется, мы с вами на верном пути. Вы обратили внимание, что в городе безглазых никогда не включали электричество? Заметили, правда? Сейчас я вижу вполне современное освещение, это лампочки, видите, их несколько, и они горят. Я боюсь делать однозначные выводы, но кажется мы нашли настоящую цивилизацию, Гоша»
Их путь еще немного причудливо попетлял под пугающими темными сводами, пока наконец двое бродяг, оборванных и теряющих сознание от усталости, не вышли на обычную, новую и действующую линию подземки.
Мигающий свет становился все ближе, а очертания станций все заметнее. Гошка тоже редко пользовался подземкой, предпочитая гудящим вагонам свою древнюю иномарку, поэтому под прохладными арочными сводами чувствовал себя крайне неловко. Так было всегда, но только не в этот раз. Едва заметив перед собой ярко освещенный купол вполне действующей станции, Гошка был готов бежать вприпрыжку только для того, чтобы убедиться в существовании обычных полноценных граждан. Гурий и тут не поленился вставить свои пять копеек в стремительные Гошкины планы.
«Вот тут-то как раз существует опасность угодить под движущийся состав, — занудно предупредил он, — и потом, не забывайте, Гоша, линия под напряжением, старайтесь не наступать на рельсы.»
Озвученные предосторожности только подхлестнули Гошку, и он, больше не прислушиваясь к зануде-доктору, резво добрался до эвакуационной лестницы и, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, метнулся в сторону, оставляя Гурия Грошика в тоскливом одиночестве.
Глава 7.
Я брел по сырым питерским улицам, от души проклинал свою неумеренную сентиментальность, так не вовремя заявившую о себе, и, мысленно усмехаясь, возвращался к событиям пятилетней давности, положившим начало всем моим сожалениям и ошибкам.
Тогда, закончив с отличием медицинский университет и подчиняясь воле своего много значимого родителя, я занял кресло участкового терапевта и принялся продолжать знаменитую династию, о которой не уставал твердить мой отец, являясь по сути ее основателем и родоначальником. Ежедневно, с восьми до пяти, мой кабинет осаждали пациенты, трепетно и доверительно излагающие мне щемящие истории своей жизни. Изредка разбавляя их невнятными жалобами на свое расшатанное здоровье. Я исправно мерил им давление, выписывал до отвращения одинаковые назначения и отправлял домой, мысленно желая им провалиться в ад. В один из таких дней на моем пороге объявился очередной страдалец, желающий поболтать. Я заученно кивнул пациенту и приготовился к долгой и предсказуемой беседе. Тот важно поклонился, демонстрируя мне свои лучшие качества, и присел на стул, сохраняя внешнее достоинство и проявляя вежливое любопытство.