Затем он подумал о своем эскорте, оставшемся за потоком. Он надеялся, что укрепление перед мостом не окажется под водой и солдаты смогут переночевать в стоящих на берегу лачугах. Он немного беспокоился о двух старших следователях из столицы, которые доставили в Пейчжоу императорский указ о его продвижении по службе. Родившиеся и выросшие в столице, они привыкли путешествовать с комфортом. Эта мысль заставила его подумать о своих женах и детях. Какая удача, что они были у него на родине, когда весть о повышении достигла Бэйчжоу. В день отъезда он приказал своему доверенному помощнику Дао Ганю оставаться на месте до прибытия преемника и послать двух других его помощников Ма Жуна и Цзяо Тая в Тайюань, чтобы известить Первую госпожу и сопроводить ее, а также двух других жен и детей прямо в столицу. Там дорога была безопасной, и судья за них не беспокоился.
Время бежало удивительно быстро. Голова управляющего появилась на сторожевой площадке куда раньше, чем ожидал судья.
— Какие новости? — сразу спросил Янь, поднявшись на площадку.
— Никаких, — ответил судья. — Но, похоже, небо проясняется. Если это случится, вам глаз нельзя отрывать от этих негодяев.
Он взял фонарь и направился вниз. У входа в главное здание он повстречал эконома Ляо. Тот возвращался с конюшенного двора.
— Мне показалось, будто я слышу конское ржание, вот и отправился проверить, сухо ли в стойлах. Как вы думаете, господин, когда нападут разбойники? Это проклятое ожидание…
— Едва ли до рассвета. Скажите, очень холодно в этих дворовых постройках? Как насчет беженцев — женщин и детей?
— Все в порядке, господин. Стены прочные, а полы мы устлали толстым слоем соломы.
Судья кивнул и вошел в дом. Огонь погас, воздух в зале совсем остыл. Повсюду стояла могильная тишина. С помощью фонаря судья без труда нашел дорогу на площадку второго этажа. Затем, осторожно ступая по скрипучим ступенькам, он взобрался на третий этаж.
Глава 7
Он удивился, обнаружив, что комната умершей девушки освещена рассеянным серебристым светом. Свет шел от затянутых бумагой раздвижных дверей. Судья пересек комнату и открыл дверь. Луна омывала горный пейзаж белым призрачным сиянием.
Судья вышел на балкон. Доски пола и простая деревянная балюстрада все еще были мокрыми. В левом углу находилась бамбуковая подставка для цветов. Одна над другой, будто книжные стеллажи, стояли три полки с несколькими пустыми цветочными горшками.
Теперь можно было ясно разглядеть, что разбойники строили именно стенобитное орудие. Впрочем, он сомневался, что они успеют закончить до рассвета, ведь они мастерили еще повозку на колесах, чтобы спустить таран с горы и поднять его к дому Облокотившись на балюстраду, судья увидел внизу, примерно в двадцати чи, крыши строений на заднем дворе поместья. Он посмотрел наверх. Широкий скат крыши нависал над балконом. Над притолокой раздвижных дверей был укреплен ряд деревянных панелей, украшенных затейливо вырезанными драконами, парящими среди облаков. Столь тщательная отделка, решил судья, свидетельствует о том, что дому этому по меньшей мере две сотни лет. Позже строители уже не уделяли столько любви и внимания каждой детали.
В воздухе стояла приятная прохлада. Судья решил оставить двери наполовину открытыми. Так он и гонг лучше услышит в случае тревоги. Он собирался лечь спать, но изменил свое намерение, когда взгляд его упал на музыкальный стол. Действительно, сна не было ни в одном глазу, а игра на лютне поможет ему убить время. Да и все старые учебники игры на лютне советуют лунные ночи как наиболее подходящее время для упражнений на этом инструменте. В юности он играл на семиструнной лютне, ведь это был излюбленный инструмент бессмертного мудреца Конфуция, и занятия на нем входили в учебный курс. Но судья много лет не касался инструмента. Интересно, помнят ли пальцы сложную технику?
Он развернул музыкальный стол и сел на эбеновый табурет спиной к стене. Растирая, сгибая и разгибая застывшие пальцы, он с интересом разглядывал лютню. Красный лак плоского, продолговатого корпуса был покрыт мелкими трещинами, указывающими на солидный — не менее ста лет — возраст инструмента и его ценность. Указательным пальцем он перебрал все семь шелковых струн. Лютня давала необычайно глубокий тон; дрожащие звуки эхом отдавались в комнате. Настройка казалась почти безупречной, а значит, девушка играла незадолго до смерти. Он подстраивал лютню, вращая агатовые колки по правую руку, и силился вспомнить начало одной из своих любимых мелодий. Но когда он начал играть, то вскоре понял, что хотя мелодию помнит достаточно хорошо, но утратил живость пальцев. Он выдвинул ящик, в каких лютнисты обычно держат свои партитуры.