Господин фон Генгстенберг, мимо которого обезьяна в своей безумной скачке пронеслась несколько раз, находился в священном ужасе. Такого скандала ему не приходилось еще переживать за все время своего командования судном.
Полный негодования, покинул он палубу, передав команду старшему офицеру и попросив его доложить ему немедленно об исходе возмутительного события.
В то время, как с берега раздается ответный салют, капитан-лейтенант Боргвиц стоит на палубе, обуреваемый безотрадными мыслями.
«Это чертовски неприятно, — размышляет он про себя, — если бы я мог разыскать того мерзавца, который сыграл со мной эту шутку, ему бы не поздоровилось».
Пока он еще раздумывает о том, какими бы способами отомстить за нанесенное ему оскорбление, и о том, как разыскать своего Артура, к нему озабоченно приближается вахтенный и шепотом докладывает по-видимому нечто грустное. Старший офицер бледнеет и невольно отшатывается от него. Вахтенный офицер донес ему о внезапной кончине его верного Артура. Животное, попав нечаянно в камбуз, упало в большой котел, в котором варилась пища для экипажа корабля.
Капитан-лейтенант Боргвиц тотчас спускается на батарейную палубу, чтобы расследовать обстоятельства, и между ним и коком происходит следующий разговор:
— Обезьяна упала в братский котел?
— Точно так, ваше высокоблагородие.
— Каким образом это случилось?
— Она соскочила с палубы через люк и попала прямо в открытый котел.
— Разве котлы всегда должны быть открыты?
— Я как раз мешал похлебку, ваше высокоблагородие.
— Глупости! Знаем мы вас! Где животное?
— Еще в котле, ваше высокоблагородие.
— Отчего его еще не вытащили? Может быть, он еще жив?
— Никак нет, ваше высокоблагородие; он совершенно до смерти обварился.
— Что же? Он, по крайней мере, сразу околел?
— Немедленно, ваше высокоблагородие. Похлебка круто кипела.
— Можно ее есть?
— Нет, ваше высокоблагородие. Шерсть обезьяны…
— Замолчать!
— Слушаю, ваше высокоблагородие.
— Что было в котле?
— Капуста с бараниной.
— Озаботьтесь тем, чтобы труп животного бережно был вынут из котла, и передай его моему вестовому. Остальное содержимое котла выплеснуть за борт, и немедленно приготовь свежую похлебку.
— Слушаю, ваше высокоблагородие.
Грустно отвернулся старший офицер и, согласно желанию капитана, отправился к нему с докладом. Глаза его подернулись влагой, смерть его любимца произвела на него глубокое впечатление.
Господин фон Генгстенберг выслушал доклад с величественным спокойствием. В сущности ему было приятно, что без его непосредственного содействия судно наконец освободилось от обезьяньей докуки. Но ему было жаль своего старшего офицера, грустная складка губ и отуманенные взоры которого ясно говорили об его огорчении. Ему захотелось его утешить; он искал подходящее слово и думал, что нашел его, когда, горячо пожав ему руку, сочувственно произнес:
— Господин капитан-лейтенант, от души соболезную…
Федор Кнорре
Соленый пес
Характер у его матери был удивительно покладистый и уживчивый. Никто лучше ее не умел ладить с соседями — людьми и собаками. Разве только с кошками во дворе у нее разыгрывались иной раз шумные скандалы.
Она была очень неглупая пожилая собака и умела дорожить своим скромным положением в жизни.
Как-никак у нее свой собственный дворик. Треснутая глиняная миска, всегда дочиста вылизанная ее языком. Конурка под крыльцом хозяйского дома.
Роскошью это не назовешь, но в собачьей жизни и за это приходится держаться.
Конечно, ей отлично было известно, что есть такие собаки, которые живут прямо в комнатах, водят за собой по улицам людей на прогулку или с глупым видом высовывают морды из окошек проезжающих автомобилей. С ними у нее не было ничего общего, она им не завидовала да и за собак настоящих не считала.
С нее было довольно и того, что она не бродяжка какая-нибудь, не бездомная уличная попрошайка, а настоящая дворовая собака при своем деле: охраняет двор и свою миску, а заодно и хозяйский дом.
Зимой ей приходилось порядочно померзнуть, особенно по ночам, когда ледяной ветер злобно вдувал в каждую щелку ее конуры колючую струю, так что шевелилась шерсть на спине.