— А тебе тут делать нечего! — рявкнул Кантен.
— Как скажете, — послушно отозвался Фуке. — Я подожду на улице.
— Вот-вот, иди подыши, тебе полезно… Уверяю вас, бригадир, это просто пустяки, глупая шалость! Завтра он уедет, и все забудется. Напился он в моем ресторане, значит, мне и отвечать. Ну так возьмите с меня штраф, только примите во внимание — это первое нарушение за десять лет.
— Да я вас понимаю, месье Кантен. Но тут конфликт между двумя приезжими, и это усложняет дело.
— Нет, извините! Я-то не приезжий, а претензии ко мне.
— У пострадавшего, кажется, большие связи в департаменте.
— Вот и передайте дело туда, пусть оно там, в Париже, потонет в море всяких бумажек. Умойте руки. А то ведь у моего постояльца, можете не сомневаться, тоже хватает знакомств, да не в Домфроне, а повыше.
— Ладно, на этот раз будь по-вашему.
Фуке у дверей не оказалось. Кантен не сразу догнал его — молодой человек шел по улице, и плечи его тряслись.
— Что с тобой?
— Не знаю. Самому стыдно — совсем раскис.
— Да ты спятил, старина! Рыдать после блестящей корриды! Другие много бы дали за такую победу!
Фуке благодарно улыбнулся в ответ, слезы его высохли.
— Я думаю, мне не повредит махнуть рюмочку, — сказал он.
— Что ж… однако, надеюсь, не у Эно?
— Нет. Но и не в «Стелле». Только не там.
Кантен на минуту задумался, а потом свернул налево, к сен-кларскому кресту.
— Я покажу тебе одно местечко, которого ты еще не знаешь, там нам никто не помешает.
Дощатый домик стоял высоко на горе за городской чертой, на самом краю обрыва. Отсюда была видна убегающая вдаль береговая полоса с причудливой бахромой бухточек и мысов. Наверх вела узкая тропа.
Кантен вошел за ограду, толкнул дверь и остановился на пороге.
— Альбер! — воскликнул женский голос. — Не может быть!
Кантен посторонился и пропустил Фуке.
— Привет, Анни. Я вам привел тореадора.
Фуке увидел узкий зал с бамбуковыми циновками на стенах, увешанных веерами и самурайскими мечами, обстановку дополняли большие фарфоровые вазы и разные предметы японского бильярда. С потолка свисали бумажные фонарики, они освещали красноватым светом только верхушки голов, лица же словно окутывал тонкий полупрозрачный шелк. Анни, женщина неопределенного возраста, с точеной фигурой, судя по раскосым глазам, была родом откуда-то из Индокитая.
— Не поручусь, что все тут настоящее, но здорово похоже.
От входа к стойке протянулась цепочка низких столиков с прикрепленными к полу скамейками. Кантен и Фуке выбрали один и сели друг против друга.
— Это заведение называется «Бунгало», здесь не просто кафе, а еще и дом свиданий. Временами, особенно зимой, когда внизу мертвая скука, почтенные господа заваливаются сюда со своими девочками или заводят здесь новых. А самый сезон приходится на Пасху. Я тоже раньше любил сюда ходить — но только один! — сидел и воображал, будто за этими стенами бурлят города: людская сутолока, грохот и звон трамваев.
Фуке видел, что рядом с ним совсем не тот человек, какого он знал: Кантен непринужденно и с удовольствием смотрел по сторонам, снял и сунул в карман галстук, жадно вдыхал дурманящий запах горячего спирта и хороших духов.
— Что вам принести? — спросила Анни.
— Как обычно, — ответил Кантен.
Хозяйку умилил этот ответ, в котором слышалась святая уверенность эгоиста в том, что за долгое время его отсутствия все должно было остаться по-прежнему.
— Не в обиду вам будь сказано, но за десять лет я могла забыть, что вы заказывали обычно, тем более что клиенты ценят во мне не памятливость, а, напротив, способность закрывать глаза.
Она выражалась с непривычным для здешних мест изяществом, впрочем, с Тигревилем ее ничто не связывало, и знали ее там только немногие посвященные. Провизию ей поставляли из Кана, а отдохнуть она ездила в Гавр или Шербур, ей были по душе портовые города, как и Кантену, который давно разучился совершать воображаемые путешествия.
— Вы все еще варите такое саке, как раньше?
— Конечно. Ко мне приезжают его отведать издалека.
— Тогда два саке. — Кантен ударил ладонью по столу. — Это только говорится «саке», — скороговоркой прибавил он, пряча глаза, — на самом деле это виноградная водка очень чистой перегонки. Здесь все ненастоящее, но какое это имеет значение после такой корриды!
— А как же ваш поезд? — спросил Фуке, думая о другом поезде, хотя эта мысль бледнела с каждой минутой.
— В другой раз съезжу, — беззаботно отмахнулся Кантен. — Предположим, мой поезд сошел с рельсов. Ты свой, кстати, тоже пропустил.