Подъезд чистый, стены из белого мрамора, золоченые бра, современный лифт и почтовые ящики не поломаны. Впрочем, один из них был приоткрыт. Он подошел к нему и заглянул внутрь. Ничего, кроме сложенного вчетверо листка бумаги.
Марецкий воровато осмотрелся по сторонам и взял листок.
«Привет от Пашечки. Я приехал. Дозвониться до тебя не могу. Не прячься от меня, Оленька! Бесполезно. Светиться возле твоего дома не буду. Тебе это ни к чему. Тут неподалеку есть тихая забегаловка «Дозор». Буду ждать тебя там в шесть вечера. Не сегодня, так завтра, но ты придешь туда. Я сам тебя узнаю. Только не выпендривайся и оденься поскромнее. Внимание со стороны нам ни к чему.
Брат Пашечки.
P.S. Не делай глупостей!»
Марецкий убрал записку в карман и прикрыл ящик. На нем стоял номер тридцать два.
Теперь и гадать не надо, в какой квартире жила покойница.
Наверх подполковник пошел пешком. Его интересовал еще один вопрос. Кому понадобилось ломать почтовый ящик. Уж, конечно, не брату Пашечки, если он хотел, чтобы его записка попала к адресату, а не к кому попало. Чуть потянул на себя, и створка распахнулась. Правда, закрыть уже не сумеешь. Ольга не стала бы ломать свой ящик. Взломал тот, кто интересовался ее почтой. Ревнивый любовник?
Квартира тридцать два находилась на четвертом этаже. Ничего подозрительного. Дверь никто не взламывал, в отличие от ящика. Замки чистые, не царапанные. Подумав, Марецкий нажал кнопку звонка. Тишина. Он позвонил еще раз. Реакции не последовало.
Он прихватил с собой ключи, найденные в сумочке убитой, но примерять их к замкам не торопился.
В этот момент открылась дверь квартиры напротив. На пороге стояла женщина лет пятидесяти пяти. Скромно одетая, не очень ухоженная и немного растерянная.
— Вы к Олечке?
— Совершенно верно.
— Боюсь, ее нет дома. Сама поджидаю ее. Вероятно, уехала куда-нибудь. Обычно она каждый день дома бывает, а тут пропала.
— Вам она тоже нужна?
— Я ей деньги должна, вот переживаю. Скажет потом, что я беру и вовремя не отдаю.
— И давно вы ее видели, если вспомнить поточнее?
— В четверг в десять утра. К десяти я прихожу на работу.
— Куда?
— Сюда. Я работаю горничной и поварихой у хозяйки в этой квартире и ухаживаю за ее четырьмя кошками. Она женщина занятая.
— Понимаю. В четверг в десять. Расскажите подробней.
Женщина немного насторожилась.
— А вы кто?
— Я ее приятель. Оля обещала меня встретить на вокзале. Много вещей. Я оставил их в камере хранения. Не решился брать такси. А если ее нет дома? Сидел бы здесь на чемоданах.
— Кстати, ее машина стоит под окнами. Она уехала без нее. Значит, за ней приехал кто-то.
— Какая у нее машина?
— Красная. Ярко-красная. К тому же она в то утро очень торопилась. А я деньги дома забыла. Выхожу из лифта, а она выходит из квартиры. Я еще подумала: «Какая удача!». Говорю: «Здравствуй, Олечка. У вас нет до завтра тысячи рублей?». Она молча расстегнула сумочку, достала деньги, дала мне — и в лифт, пока его не вызвали с других этажей. Торопилась.
— А в чем она была одета?
— Обычно она меняет наряды. Но голубое платье в крупный белый горох с белым воротничком ей очень идет. Я видела ее в нем трижды. И в четверг она надела это же платье.
— Вам ничего не показалось странным, необычным?
— Нет, ничего. Она очень торопилась. Хотя подождите. На ней не было чулок.
— В такую жару?
— Не чулки, а белые гольфы до колен. Она их постоянно носит. Поймав мой взгляд на своих ногах, Оля сказала однажды: «У меня высокий подъем. Даже фирменные туфли ноги натирают, приходится спасаться гольфами. Но ведь они меня не портят?» Конечно, нет. У нее чудные ножки, и белые гольфы с белыми туфельками ей очень шли. В четверг на ней не было ничего. Чистые ножки.
— Буду искать ее по платью. И что потом?
— На следующее утро я принесла деньги и позвонила ей. Никого. На каждый шум в течение дня подбегала к двери и смотрела в глазок. В шесть вечера вернулась хозяйка и отпустила меня. Я опять позвонила. Нет. Странно. Сегодня с утра жду. И вот вы пришли.
— Давно вы с ней знакомы?
— Она живет здесь недавно. Несколько месяцев. Как-то она вышла из квартиры и увидела меня с тряпкой в руках. Попросила убраться в ее квартире и дала сто долларов. Я обалдела. Иногда я убираюсь у нее, особенно после попоек. Она женщина молодая, незамужняя, богатая. Я все понимаю.
— Вы убирались в ее отсутствие?
— Конечно. Зачем же пыль поднимать, если человек отдыхает.
— А как быть с ключами?
— Вы точно ее друг?
— Мы росли вместе. Только я старше на десять лет. Относился к ней как к сестре и очень за нее переживаю. Уж больно она беспечная.
— Это точно. Золотые украшения по всей квартире разбрасывает. Золотая цепочка чуть в раковину ванной не ускользнула. Кулон не пролез. Я так испугалась… Но если вы друг, то я вас впущу.
Женщина прикрыла дверь своей квартиры, подошла к двери Ольги, приподняла коврик и подняла с пола ключи.
— Вот! Можем зайти, если хотите.
— Хочу. Трогать ничего не будем, а глянем на обстановку. Странно. Подъезд без кода, консьержки нет, ключи под ковриком, а люди здесь живут небедные, как я догадываюсь. Выходит, не одна Ольга беспечно относится к своему добру.
— Я могу ответить на ваш вопрос, но не очень хочу.
— Хорошо. Подождем удобного момента.
Женщина открыла дверь и, войдя, попросила гостя снять обувь.
— Удивительная чистота, — пожала плечами соседка.
Они прошлись по комнатам. Красиво, богато, со вкусом. Женщина занервничала.
— Что-то не так? — спросил Марецкий.
— Похоже, она уехала. Совсем уехала.
— Почему?
— Пропала шкатулка с драгоценностями. То, что я собирала по столам, складывала туда. Нет фотографии в рамочке. Мужчина лет пятидесяти с сединой. Очень интересный. Молодые девушки их называют спонсорами. Я видела его однажды живьем. Выходила из подъезда, домой уезжала, а он вышел из машины и шел мне навстречу. Очень солидный господин. По выражению лица понятно — большой начальник. Его портрет стоял на тумбочке возле кровати. Теперь исчез. И ковра в гостиной нет.
— Где лежал ковер и какой?
— Здесь. Белый медведь. Квадратный. Полтора на полтора. Очевидно, дорогой.
— Квадратный медведь?
— Сначала лежала шкура целиком. С головой. Но Ольгу она пугала. Отрезали голову, лапы, хвост и оставили только спину.
Подполковник присел на корточки и осмотрел паркет. Немного пригнувшись, он заглянул под кушетку. Что-то сверкнуло у передней ножки. Марецкий протянул руку и достал осколок зеленого стекла. На ножке также остались пятна крови. Здесь он ошибиться не мог.
— Что это?
— Кто-то разбил здесь бутылку, потом подмел пол, но один осколочек вцепился в деревянную ножку.
— Я уж думала, колечко или сережка.
— Вряд ли Ольга уехала навсегда. Не думаю. А вот ограбить ее могли при такой беспечности.
— Куда же она подевалась?
— Меня этот вопрос тоже интересует.
Он встал, прошел в спальню и открыл дверцу гардероба.
— Ну, что скажете? Здесь можно открывать «бутик» и устраивать аукцион. Устанешь пересчитывать все эти наряды.
Женщина побледнела.
— Боже! Неужто ограбили? Да там драгоценностей на миллион. Уж я-то в этом деле разбираюсь. Всяких камешков насмотрелась. Одно кольцо с бриллиантом каратов на пятнадцать целое состояние стоит. Правда, она его с руки никогда не снимала… Нет, постойте… Когда я встретила ее у лифта, кольца на ней не было.
— Как вас зовут?
— Зинаида Матвеевна.
— Вот что, Зинаида Матвеевна. Идите к себе, сядьте за стол и постарайтесь вспомнить каждую безделушку, а потом опишите ее на бумаге. Я пойду искать Ольгу. Если не найду, то завтра напишу заявление в милицию и приложу к нему ваше описание вещей. Как правило, воры попадаются на сбыте краденого.
— Я поняла.
— Здесь уже красть нечего, так что ключи я оставлю у себя. Может, теперь вы мне объясните, как вор мог попасть в квартиру. Почему дом имеет свободный доступ, как хата в заброшенной деревне?