Устал я строчить о высоком. Вильнем хвостом (на сей раз направо). Был у меня в 1970-е годочки, как теперь пишут, высокодуховные и высокоморальные, товарищ Лев Р. Левушка был единственным на всю совдепию светским специалистом по церковной музыке, заведовал фонограммархивом Института истории религии и атеизма. Институт размещался в Казанском соборе, а фонограммархив – в отдельном помещении на улице Плеханова (в девичестве – Казанской). Человек он был чудесный, ласковый, добрый, бесподобно играл на гармошке и пел «Лазаря». И вот как-то к ученым-безбожникам нагрянула ученая-синтоистка, барышня, изучавшая (ее тему работы я хорошо помню) церковные элементы в музыке Чайковского (плюс литургические произведения композитора, которые тогда были запрещены; Яков Рубенчик подтвердит). Натурально, японка хорошо говорила по-русски (ноблесс оближ – историк русской музыки).
И приключился у них скоротечный роман, как «Солнечный удар» (Бунин). Любая связь с иностранцами тогда не приветствовалась, мягко говоря; по себе знаю. Двое суток они (по понятным причинам) не вылезали из фонограммархива. Потом Лева поехал провожать ее в аэропорт. Там они поцеловались на прощанье (они не думали, что навсегда), барышня протянула ему визитную карточку и сказала: «Будешь в Иокогаме – позвони». Никогда Лева не побывал в Иокогаме, а японку в Россию больше не пустили (видимо, кто-то «стуканул»). Сейчас о таких прелестях пожухлых Софии Власьевны и Цецилии Карловны никто и не знает, а кто знал – забыл, а зря. Вернемся к нашим покойникам.
Чхартишвили, японист, выдающийся переводчик японской литературы (кто читал Мисиму в его переложении, никогда не забудет) – человек непомерной, но отнюдь (избави Бог) не кичливой культуры. Акунин живет в культуре, как во вселенской «коммуналке» со скандальными насельниками, тараканами, вонючими носками, кривоногими детьми, тошнотворными борщами и – одновременно – в раю с ангелами бестелесными в их сложной иерархии.
Эх, написать бы о том, какая у нас с Хозяином Птичника затеялась занятная переписка по поводу маркиза де Ривайля, выпустившего под псевдонимом Алан Кардек тома: «Книга духов» и «Книга медиумов» – священное писание спиритов-медиумистов (почувствуйте разницу). Кстати, великий химик А.М.Бутлеров (1828-1886) издал громадный том «Труды по медиумизму» (год издания забыл, об этом, увы, в газете не прочитаешь)
Не всем, однако, это интересно. Все же скажу пару фраз. Я читал эти книги с выписками в конце 1960-х годочков в «спецхране» (!!!) Публичной библиотеки (кто сейчас помнит отделы специального хранения в больших библиотеках), когда усиленно занимался изучением оккультных проделок В.Я.Брюсова–А.Л.Миропольского (наст. фам. А.А.Ланг, символист второй руки, но маг – первого ранга). В.П.Лебедев любезно сообщил мне в письме, что писал о Кардеке в своей книге «Научные принципы и околонаучные мифы» (М., 1980). Ну, ладно, мне и Редактору такое чтение было нужно по «делу», а Бакунину-Чхартишвили к чему ЭТО… Бог весть.
Пора закругляться, т.е. и честь знать. Приоткрою занавеску исповедальни. Читатель, эта заметка, как и все прочие мои статейки (в отличие от «ученых» опусов), написана в один присест, в состоянии специфического транса, набело; шесть с половиной часов я не вставал из-за машины бесовской, не пил, не ел, даже пИсать не ходил. Как составитель рифмованных текстов осмелюсь сказать – сие нечто вроде вдохновения (впрочем, это слово слишком захватано жирными пальцами разных бесстыжих краснобаев).
Читатель, когда прочитаешь «Кладбищенские истории», на Тебя сойдет великий покой, ибо писатель – великий утешитель, добрый, терпеливый, великодушный, всепонимающий и всепрощающий. Фаворский свет. Паламический огонь. Светоносный эфир. Вот такая, бля, танатология, как гутарят в рюмочных под паленую водочку. Великое утешение и великий свет (простите за высокопарность, больше не буду). Большой писатель Борис Акунин превращается в сверхбольшого… А истерические разносы-поносы-доносы ему, как с окурка пепел. Вот так!
23 марта 2005 г. 8 час. 17 мин.
Солнечное морозное утро.
Давление 168/93. Пульс 102.
Петергоф.
Завтра мне – 57 лет.
Письма с войны, письма из войны, или Сергей Васильевич Гречишкин Великой Победе в Великой войне. Часть I.
Любезный читатель, на сей раз предлагаю Твоему благосклонному или неблагосклонному вниманию подборку писем военной поры, отправленных моим отцом – моей матери. Я отобрал немного писем (всего их около ста), ибо они монотонны, как кружение чичиковской брички по губернской распутице. В них нет описаний сражений, воинских подвигов, лишений, любви к Сталину и партии, клокочущей ненависти к врагу, призывов к мести и т.д. Любящий военный врач пишет любимой жене в блокадный Ленинград. Какова же тематика-проблематика писем? Люблю, люблю, люблю, береги себя, держись, выслал деньги, устал, много раненых, долг, стоицизм и т.д. Никакого пафоса, никакой героики, нервозности, истерии. Все четко, ясно, просветленно (читатель, ей-Богу, похоже на самурайские письма). Все согрето высокой любовью и высокой надеждой на грядущую встречу. Письма матери к отцу из осажденного Питера военных лет я когда-нибудь подготовлю к печати (пока до них руки не дошли…).