Вот я и определил проблематику романа «История Лизи». Ничего себе развлекательное чтиво. Приоткрою занавес исповедальни: в романе показан ад – если угодно, Элизиум, Тартар, Шеол и т.д. (Скотта, его жены Лизи, ее сестры Аманды), тот свет, инфернальный карнавал (так скажем), причем граница между нашим и ТЕМ светом эфемерна и проницаема. С церковной точки зрения: чистое бесоодержание и бесовидение. Царство теней у Кинга не ужасает, не пугает, не парализует, а утешает, просветляет и наделяет целебной силой: «Сон – также и репетиция смерти, место, где могут быть грезы, но нет любви, нет дома, нет руки, которая сжимает твою, когда стая птиц мчится по горящему оранжевому небу на закате дня» (С. 315). Печаль моя светла…
О сюжете чрезвычайно кратко. Ненавижу критиков, кои в своих статейках в одном абзаце раскрывают сюжет рецензируемой книги. Один такой писака лишил меня удовольствия от чтения двух первоклассных романов Дэна Брауна.
Герой романа Стивена Кинга – американский писатель Скотт Лэндон (образ, разумеется, автобиографичен), любимец университетской публики. Он и его жена Лизи попадают в баснословную ситуацию, когда… Конец фильма. Больше ни слова. Роман зиждется, как симфония, на лейтмотивах, на нескольких «магических» словах: бул, кровь-бул, бум, Совиса, Мальчишеская Луна, пурпур, Длинный мальчик и т.д. Это не просто слова, это пугающие знаки-признаки…
Читатель, немного позабавлю Тебя. Как истинный интеллектуал, писатель и профессор-словесник Скотт постоянно употребляет обсценную (табуированную) лексику, именуемую ныне продвинутыми профурсетками «матными словами». Переводчик уморительно и умилительно смешно и робко подбирает цензурные комические аналоги: грёбаный и долбанный. Особенно меня поразило словечко: долбец (!!!). Ох, и много же ревнителей цензурованной благопристойности на свете.
Помимо громоподобной мистической «составляющей», в романе мощно звучит тема «трагизма мелочной жизни» (Чехов): семейной, супружеской, служебной и т.д. Мы никогда не задумываемся об этом и над этим, и слава Богу. Писатель грустно констатирует: «У каждой семейной пары, за плечами которой многолетняя совместная жизнь, два сердца, светлое и темное» (С. 516). В романе много скрываемых обычно подробностей-частностей супружеской жизни (нет, нет, не постельной, а обыденно бытовой). Семейные проблемы спроецированы на семью Скотта – ужасающую и семью Лизи – обычную.
О чем еще роман? Как о чем? О любви: плотской, небесной, потусторонней. Существует бесчисленное количество истолкований любви. Самое умное принадлежит ВЕЛИКОМУ сочинителю дамских романов Пьеру Бенуа, который творил в первые десятилетия прошлого века. Почему великому? Да потому, что он писал великие дамские романы. Книги Бенуа появились на лотках в угаре перестройки, а потом их в Лету снесло, видимо, безвозвратно. По мнению француза, любовь – предпочтение (да, да, преферанс – на французский лад так именуется карточная игра). Предпочтение во всем: в постели, в чаепитии, в разговорах, пристрастиях, политических воззрениях, литературных вкусах, интимных запахах и прочая, и прочая, и прочая. Жаль, что барышни, идущие с женихами под венец, никогда не задумываются о том, что с этим человеком пятьдесят лет придется завтракать, слушать его стенания по поводу дурного начальства и, главное, ходить в одну уборную.
Про уборную. Грустная шутка Стивена Кинга: «Людям нельзя разрешать строить дома с более чем двумя туалетами. Если их больше, люди начинают мнить себя великими» (С. 100). Читатель, воззри окрест…
Роман «История Лизи» можно определить, как поэму, симфонию, пеан, дифирамб жертвенной, самоотверженной любви Женщины (с «большой» буквы), сотворительнице всего сущего. Заурядная (якобы) официантка Лизи, став женой прославленного романиста, держит в своих нежных пальчиках и его жизнь, и его карьеру.
Пора закругляться. Долго я подступал к этой линии в романе и сейчас скажу с неким терзанием душевным. Книга, как лекарство великое, помогает читателю в сражениях с кошмарами-сновидениями. Почему? Потому, что непомерные кошмары Скотта Лэндона стали явью… Упаси нас, Боже, от такого. У НАС ТАК НЕ БУДЕТ. Каждый человек таит в сознании-надсознании мучительные страхи-переживания. Люди редко признаются в этом даже себе. Я прочитал роман Кинга, и мне стало легче. Я признаюсь в том, какие страхи меня преследовали, как Эриннии-Евмениды, в течение долгих десятилетий: 1) Я – убийца, спрятавший трупы там-то и там-то. Я в этом нисколько не раскаиваюсь, но я боюсь разоблачения (в коротком сне эти переживания «растягиваются» на годы; 2) В застенке ВЧК-ОГПУ-НКВД меня приговаривают к повешению… И опять пребывание в «нутрянке» карающего меча революции растягивается на месяцы и годы…