Роман охватывает семьдесят лет. Действие происходит в разных странах: преимущественно Польша, Литва, Белоруссия, Израиль.
О «тех обстоятельствах». В книге затронута больная, воспаленная тема-проблема Холокоста. Читатель спросит: а в чем проблема. Отвечаю. Находятся люди, которые прямо пишут, мол, никакого истребления евреев не было, мол, фашистские лагеря и газовые камеры (вернее, их муляжи-симулякры) построены после войны в пропагандистских целях. Увы, увы, был Холокост. И болит, и саднит эта язва Европы. И долго еще болеть будет. Улицкая суховато констатирует: «Шесть миллионов убили – какая скорбь. Нет теперь того европейского еврейства, что говорило на языке идиш» (С. 424). Писательница отнюдь не призывает к мести, не обвиняет народы, причастные к истреблению евреев. Нет, ни в коем случае. Вспомню замечательный афоризм прославленной исследовательницы тоталитаризма, немецкой еврейки, эмигрировавшей в США Ханны Арендт: «Люди долго не простят евреям Освенцим». Грустно жить на свете, господа.
Герой романа – герой Израиля, спасший от нацистского уничтожения 300 евреев. Даниэль, пережив духовные и биографические потрясения, становится католическим монахом Ордена босых кармелитов (редкое занятие на Обетованной земле). Прототипом героя романа явился праведник Даниэль (Освальд) Руфайзен (1922-1998 гг.), основатель израильской общины «Святого Иакова». Герой и его прототип – редчайшие люди, возлюбившие Бога больше самих себя. Я осмелился бы их сопоставить-соположить рядом с Франциском Ассизским и Серафимом Саровским. Праведники. Светочи. Пусть мы живем во тьме, но знаем, что свет есть.
Портрет Даниэля: «Внешность его самая скромная: маленького роста, глазки круглые, рот как у младенца, губами вперед. И ходит он не в сутане, а в мятых штанах и растянутом свитере, и похож больше на садовника или продавца на рынке, чем на священника» (С. 325-326). Однако в его тщедушном теле живет истинный воин Бога, паладин и провозвестник. Праведник. Герой – не грозный (с палкой) пастырь, а светящийся весельем Человек (с большой буквы), который никого не пинает сапогом в лицо, он добр, великодушен, милосерден, и «всепрощающ», разумеется, и автоироничен. Повторю заглавие заметки: роман – Житие праведника, или Праведник жития. Даниэль всем помогает, всех любит-понимает-прощает, не учит-бабачит-тычет, а скорбит и смеется вместе с «униженными и оскорбленными». Кстати, читатель (а, может, некстати), все мы, как сказал Достоевский, в этой (нашей) юдоли скорби и печали – «униженные и оскорбленные», увы. Лень задуматься об этом и… содрогнуться.
А почему герой – переводчик? Не потому, что служил … в гестапо и НКВД, он переводит-перекодирует архаические постулаты-максимы-догматы христианства и иудаизма на простецкий современный язык. Не больше, но и ни в коем случае не меньше. В книге поставлены и решены чрезвычайно сложные и спорные богословские проблемы (я совершенно серьезно, это не развлекательный роман). Ортодоксальные католики и православные найдут в книге пассажи, которые их возмутят. А «проницательный читатель» (Н.Г.Чернышевский) поймет, простит, усвоит, запомнит.
Роман многофигурен, как эпическая поэма. К примеру, одним из героев романа является Кароль Войтыла, то есть покойный римский понтифик Иоанн-Павел II. Разумеется, я ни одного словечка не скажу о сюжете. Житейская подоплека у Улицкой настолько объемна, правдива, стереоскопична, сочна, что роман можно смело назвать учебником жизни (для молодых и старых). Книга полна трафаретных и уникальных житейских историй, в коих КАЖДЫЙ найдет ответы на интересующие его вопросы. В основу романа положены фундаментальные вопросы-истины: что есть Бог? Зачем жить? Как жить? Как смириться с мерзостями жизни? Кто я такой? Что такое зло и что такое добро? Как себя вести? Как реагировать на проказы фатума? Как любить? Кто виноват? Как прощать? Где можно пописать? Как пройти в библиотеку? Читатель, прости гаерские шуточки (из собственной шкуры не выскочишь).
Одна из интереснейших тем в романе –робкое нащупывание в слепящей тьме под ураганным ветром возможности диалога христианства и иудаизма. Улицкая мягко, толерантно, аккуратно подводит читателя к осознанию того, что христианство (в двух его главных изводах – католицизм и православие) давно закостенело, отстало от жизни, превратилось в тезаурус мертвых слов, ритуалов и действий.