Удивительно то, что попытки собрать данные о последовательных стадиях овладения языком у детей лишь на несколько лет опередили попытки по сбору аналогичных данных относительно шимпанзе. До этого времени лингвистика детской речи была наукой более схоластической, нежели эмпирической. Исследователи, изучающие усвоение языка детьми, исходят из естественного предположения, что рано или поздно дети все равно научатся говорить, и это приводит при сборе и классификации соответствующих данных к тенденции, которая может быть названа «эмпирической снисходительностью». Гарднеры часто замечали, что психолингвисты готовы считать осмысленными такие фразы детей, которые, если бы их «произнесла» Уошо, были бы отвергнуты как лишенные всякого смысла. Зная, что ребенок со временем научится образовывать синтаксические конструкции вроде «корова пошла домой», психолингвисты склонны усматривать зачатки таких грамматических конструкций в самых первых «высказываниях» детей, тогда как Гарднерам по-прежнему было не ясно, действительно ли ребенок к данному времени уже овладел синтаксисом. При этом в отношении Уошо Гарднеры претендовали на очень немногое; они всячески избегали любых обсуждений вопроса: владеет ли Уошо языком? В тех случаях, когда они отстаивали за своим шимпанзе обладание некоторыми лингвистическими способностями, они делали это, лишь когда были убеждены, что к тому их вынуждают сами экспериментальные данные. И их первое сравнение детей и шимпанзе ни в коей мере не решает вопроса о том, какой ступени человеческого развития при овладении языком могут достичь шимпанзе.
Проблема развития языка у детей
Общеизвестно, что ребенок не рождается умеющим говорить. Кроме того, было обнаружено, что если младенец в детстве не общается со взрослыми или с другими, уже умеющими говорить детьми, то он так и не сможет овладеть речью, даже если впоследствии окажется в окружении нормально говорящих людей. Если бы, к примеру, Уильям Батлер Йетс вырос среди шимпанзе, он бы никогда не сказал ни слова и уж тем более не был бы поэтом. Однако, слыша вокруг себя речь, ребенок быстро овладевает ею. Это позволяет предположить, что в детстве люди предрасположены к усвоению языка, но такая предрасположенность может быть реализована лишь в соответствующих условиях. Если этого не происходит, то специальные «дверцы», открытые только в детстве, сквозь которые язык как бы проникает в мозг, могут оказаться уже закрытыми. Научная дисциплина, более других интересующаяся «открыванием» и «закрыванием» таких дверок, называется психолингвистикой.
Действительно, американская психолингвистика – это комплексная дисциплина, зародившаяся в 1953 году, когда группа психологов и лингвистов собралась по инициативе Совета научных социальных исследований. Среди специалистов был доктор Роджер Браун; вскоре после этого он провел в Гарварде первые работы по сбору и классификации данных об усвоении языка детьми. Браун считал, что при слиянии психологии и лингвистики важно, чтобы именно лингвистика сохранила свою целостность внутри психологии, а не наоборот. Число психологов раз в шесть превосходит число лингвистов, и в связи с этим лингвисты должны проявлять особое единство в отношении общности проблем, методов и решений. После 1953 года это единодушие было дважды нарушено, и первое из этих потрясений получило название «революции Хомского», начавшейся с опубликования американским языковедом Ноамом Хомским его книги «Система синтаксического анализа». В ней Хомский разрабатывает свою теорию «глубинных структур» синтаксиса, общих для всех языков, и обсуждает законы преобразований, по которым эти глубинные структуры как бы отбирают и переводят лексические единицы в идиоматический разговорный язык. Затем, уже гораздо позже, революционные тезисы Хомского оказались под угрозой в результате своего рода дворцового переворота, когда его собственные сотрудники восстали против тезиса Хомского о примате синтаксиса (грамматики языка) над семантикой (смыслом высказывания). Очень многие современные лингвисты считают, что при построении своей теории синтаксиса Хомский упустил из виду главную функцию языка – функцию средства общения. По их мнению, в модели Хомского подразумевается, что язык – это просто набор задачек по конструированию, и не учитывается, что для его функционирования и развития совершенно необходима речь.
Потрясения, которые пришлось пережить работающим в области лингвистики, важны для нас потому, что затрагивают вопрос о том, как дети овладевают речью. Браун и его коллеги при изучении этой проблемы во многом пользовались методами, предложенными Хомским. Между тем необходимо отметить, что именно эти методы основываются на сугубо предварительных допущениях о природе языка, – допущениях, не получивших всеобщего признания даже в той научной среде, где они возникли. В результате у Гарднеров не оказалось основополагающих данных, с которыми они могли бы сравнивать собственные, полученные на Уошо результаты. Тем не менее Браун со своими сотрудниками, несмотря на спорность некоторых положений, описали несколько важных процессов, сопутствующих развитию языка у ребенка.
Описание языка и его развития у детей с позиций Роджера Брауна
Мы прибегаем к помощи языка, когда хотим рассказать, как наши давние предки стали людьми. Именно благодаря языку, как полагает Браун, каждое поколение может накапливать знания и передавать их следующим поколениям. Человеческий разум освобождает людей из-под власти природы, и в результате поведение людей формируется уже не биологической эволюцией, а развитием культуры. По мнению Брауна, именно язык делает возможным накопление жизненного опыта. Ученый выделил три ключевых свойства языка, которые позволяют человеку суммировать уроки, извлеченные из его жизненного опыта, и кодировать их в своем мозгу. Это 1) семантичность, то есть возможность обозначать символами предметы или действия, 2) продуктивность, то есть возможность творчески и закономерным образом организовывать эти символы в бесчисленное множество сообщений, и 3) перемещаемость, то есть возможность запоминать извлеченные из опыта уроки и использовать их впоследствии.
Браун отдает себе отчет в том, что эти три ключевые свойства языка проявляются у детей не сразу после того, как они начинают говорить, а лишь спустя некоторое время. Различие между первыми высказываниями ребенка и разговором взрослых колоссально. В своей книге «Первый язык» Браун пишет: «Нечто, предшествующее сформированному языку, является предметом лингвистики лишь постольку, поскольку это нечто в дальнейшем постепенно превращается в систему, которая во вполне развитой форме представляет собой собственно язык».
Начиная с 1962 года Роджер Браун и два других физиолога, Урсула Беллуджи (ныне Беллуджи-Клима) и Колин Фрейзер, начали сбор данных по изучению развития двух детей, которых они назвали соответственно Адам и Ева. Браун и его коллеги следили за развитием детей и подробно описывали его с момента, когда те начали произносить фразы, состоящие из двух и более слов, и вплоть до трех-четырехлетнего возраста. Обычно ребенок произносит свое первое слово после шести месяцев; в возрасте около полутора лет он начинает регулярно пользоваться комбинациями из двух слов, и с этого момента его речь развивается очень быстро. Ученые произвольно выделили в этом непрерывном процессе развития речи (вплоть до того времени, когда ребенок уже произносит длинные предложения) пять стадий, или уровней, и задались целью выяснить, каким принципам подчиняется лингвистическое развитие на каждом из этих уровней. Первый уровень является общим для всех детей, какому бы языку они не обучались, тогда как на более высоких уровнях на развитие постепенно все большее влияние оказывает культура. Одна характерная черта первого уровня вызвала у Брауна особый интерес.