Харви Сарлз привлек внимание симпозиума сообщением на тему: «Поиск сопоставимых переменных в речи человека». Докладчика интересовало выявление таких особенностей человеческой речи, которые могут быть сопоставлены с аналогичными особенностями коммуникации животных. По сути дела, Сарлз развил тему о роли диалектов в коммуникации животных и людей, впервые прозвучавшую на симпозиуме в выступлении Питера Марлера, подходившего к ней с позиций натуралиста. Марлер говорил, что общность коммуникации у животных и у человека, проявляющаяся, в частности, в существовании у многих видов диалектов и голосового обучения, имеет столь фундаментальное значение, что ускользнула от внимания специалистов, которые занимаются коммуникацией у людей. Сарлз подтвердил заявление Марлера, что такая общность существует; более того, добавил он, она гораздо значительнее, чем та, какую в свойственной ему скромной манере описал Марлер. Сарлз согласился также, что эти аспекты коммуникации лежат за пределами интересов лингвистов, и попытался объяснить такой разрыв в подходах к изучению общения тем обстоятельством, что лингвисты игнорируют именно те особенности речи, которые пригодны для сопоставления с коммуникацией животных, на чем натуралисты вроде Марлера концентрируют свое внимание. Но если Марлер извиняющимся тоном заметил, что его соображения о сопоставлении коммуникации животных и человека столь фундаментальны, что становятся «тривиальными», то Сарлз считает эти игнорируемые аспекты речи «самыми явными и бросающимися в глаза особенностями речевого потока» и утверждает, что на их долю приходится не меньшая часть информации, которой обмениваются собеседники, чем на сами слова. Сарлз подробно обосновал неадекватность подхода лингвистов, вообще пренебрегающих информацией, заключенной в «телесном» компоненте речевого общения, и в заключение предложил некоторые методы, которые можно было бы успешно использовать при сопоставлении коммуникации у различных видов.
Для Сарлза симпозиум предоставлял возможность провозгласить собственный манифест. И он полностью сконцентрировал свое внимание на вопросах, которые, по его убеждению, имеют как антитеологическое, так и научное значение: сравнительное изучение коммуникации у различных видов обладает изрядной долей предвзятости; уже сам подход к изучению коммуникации у человека и животных направлен на выявление доводов в пользу их качественного различия; теологические догматы именно таким образом искусно ориентируют интересы науки, и в результате исследования лишь увеличивают наше невежество относительно самих себя и животных, нас окружающих. Сарлз воспользовался симпозиумом как возможностью осветить методологические аспекты революции, которую воплощает собой феномен Уошо.
Ученый призвал всех обратить внимание на нелингвистические, «телесные» аспекты речи, которыми обычно пренебрегают, на «паралингвистику». Последняя слагается из таких сигналов, как тональность голоса, выражение лица; она включает в себя даже более общие характеристики – такие, например, как значение позы собеседников, их жестикуляции и взаимной ориентации. Если язык рассматривать как поведение, складывающееся из «движений, вибраций и напряжения мышц», а не просто, как это делает Хомский, как некую готовую программу, именуемую «грамматикой», то важность таких паралингвистических явлений становится более очевидной.
Но с подобной точки зрения язык до сих пор не рассматривался. Сравнительному исследованию коммуникации различных видов препятствовала априорная настроенность на поиск различий. Исследователи руководствовались стремлением обосновать уникальность человеческого языка и поэтому концентрировали внимание на качествах (таких, как грамматика), которые, по всей видимости, отличают его от других типов коммуникации, и, преувеличивая их значение, оставляли тем самым в тени другие неотъемлемые особенности речи.
Затем Сарлз сформулировал ряд вопросов относительно языка. Если бы за общением людей наблюдали представители другого вида, могла ли быть грамматика первой характерной особенностью коммуникации, которая бросилась бы им в глаза? Стали бы представители этого вида, как это делаем мы при исследовании коммуникации у животных, в первую очередь хвататься за широчайший контекстуальный смысл коммуникации и придавать меньшее значение деталям и особенностям, характерным для отдельных групп и особей?
Тональность голоса, например, имеет смысл у многих видов. Собаки и другие животные реагируют на тональность речи, а не обязательно на само содержание обращенных к ним слов. Когда Сарлз изучал диалект цоциль языка индейцев майя в южной Мексике, он обратил внимание на то, что распознавать роли собеседников (будь то друзья или враги, муж или жена, начальник или подчиненный и т.п.) и многие другие смысловые особенности речи он начал задолго до того, как впервые стал понимать те стороны языка, с которыми имеют дело лингвисты. В результате Сарлз обратил особое внимание на некоторые аспекты человеческого общения, которые составляют столь значительную часть речевого потока и несмотря на это, как правило, игнорируются. Вернувшись в психиатрическую клинику, где он проводил свои исследования, ученый аналогичным образом подметил, что по тону, которым его коллеги разговаривают по телефону, он часто мог понять, кто находится на другом конце провода. Сарлз утверждает, что эта «самая навязчивая» часть речевого потока[25] – именно ее в первую очередь и можно понять в незнакомой системе коммуникации – несет информацию по меньшей мере о взаимоотношениях между собеседниками.
До настоящего времени, к сожалению, почти не проводилось исследований паралингвистических компонентов речи, поэтому мало что известно об этих особенностях человеческого общения, которые с наибольшей вероятностью могут оказаться общими для человека и животных. «Не считая нескольких довольно невразумительных высказываний относительно эмоций и контекста, – говорит Сарлз, – теории, определяющей статус паралингвистики, не существует. Обратите внимание на то, что тональность голоса – непременное свойство речи – остается в демилитаризованной зоне лингвистической науки!» Затем Сарлз затронул вопрос о происхождении современного подхода к исследованию коммуникации, ориентированного на поиск различий между человеком и животными, и о том, почему сравнение паралингвистических явлений у различных видов остается в «демилитаризованной зоне» лингвистики.
Основное различие между подходом натуралиста и лингвиста к изучению коммуникации животных состоит, по мнению Сарлза, очевидно, в диаметральной противоположности их методов. Но и методы натуралиста при изучении коммуникации животных порой не лишены заимствованного из лингвистики предубеждения об ограниченности возможностей животных и поэтому построены таким образом, что усугубляют различия между криками животных и духовным миром человека. «Основной догмат лингвистики, – говорит Сарлз, – вести исследование от структуры к контексту». И если он полагает, что социально-контекстуальные аспекты речи являются «самыми навязчивыми», то лингвист при исследовании коммуникации исходит из прямо противоположного представления. Считая смысл сообщения независимым – или в лучшем случае «чутким» – по отношению к контексту, лингвист допускает, что индивид, посылающий сообщение, как и само это сообщение, относительно независимы от сопутствующих обстоятельств, и тем самым он принижает важность контекста. Признавая «восприимчивость языка к контексту», лингвисты, по словам Сарлза, делают неискренний реверанс в адрес контекста. Напротив, при изучении коммуникации животных «исследование ведется непосредственно от контекста и смысла сообщения к его структуре, то есть в направлении, прямо противоположном тому, которое используется при исследовании человеческого языка». В результате лингвисты преувеличивают гибкость сообщения и автономность говорящего, а натуралисты, наоборот, заранее предполагают, что животное сковано контекстом, или «неперемещаемо», и недооценивают значения изменчивости в его сообщениях.
Сарлз считает, что предпосылки, на которых базируется подход натуралиста к исследованию коммуникации, должны быть изменены. Невозможно представить, чтобы изучение человеческого языка было хоть в какой-то мере возможно при подходе с позиций натуралиста. Но в таком случае если метод натуралиста не может быть использован при изучении структуры человеческого языка, сложности которого нам уже известны, то как можно надеяться посредством того же метода обнаружить сложность и изменчивость в коммуникации животных, когда сам метод основан на предположении, что они устроены просто? Столь противоположный подход к исследованию коммуникации в этих двух дисциплинах приводит к преувеличению степени различий между общением у человека и у животных. При такой постановке исследование лишь подтверждает предпосылки, заложенные в его основу.
25
Паралингвистические элементы являются аккомпанементом, а не составной частью речевого потока. Речь (речевой поток) может быть транслирована и без этого аккомпанемента (по телефону, по радио). В изложении автора понятие «речевой поток», таким образом, чрезмерно расширено. –