Дарио загрузил в рот полную ложку «нутеллы» и лениво приподнял брови.
— Это что, были основные ценности его кофепития?
— Гм-гм. Конечно. Он установил пять всеобщих моральных ценностей: забота, что означало заботу о других, потом еще справедливость, лояльность, уважение и чистоту. Под этой чистотой он, между прочим, подразумевал и чистоту пищи, что означало традиционность. Эдакую «чистоту своей вещи»: одна вещь своя, правильная, чистая, а другая, чужая, может заразить свою вещь, сделать ее нечистой.
— Как мед в кофе?
— Ну да. Либерала это не должно волновать. Он, наоборот, должен приветствовать всякое смешение.
— Значит, кофе с сахаром пьют только консервативные правые, это ты хочешь сказать?
— Неужели это было сформулировано столь истерично.
Дарио потрогал свою крошечную кофейную чашку; тонкий фарфор, судя по всему, стал остывать.
— Ладно, ну и где сахар? Или те крохи были последними?
— Черт, кажется, да.
— Чего уж там. Да и кофе почти остыл.
— Погоди-ка. — Я наконец нашарила в шкафу комочек бумажного пакета, на дне которого белели сахарные крупинки.
— Глянь, совсем немного.
— Тебе придется купить им новую пачку.
— Ну да.
— Купить им новый сахар.
— Пожалуй, да, придется.
— Не пожалуй, а точно.
— Послушай. — Я пристально взглянула на Дарио. Он продолжал:
— Иначе этот дом останется без сахара.
— Вот беда-то!
— Именно беда. Тем, кто приедет, уже неоткуда будет взять сахар. Представь сама, приезжаешь ты в подобную резиденцию для творческих личностей, а там ничего нет, и сахар с кофе закончились.
— Сахар уже закончился, когда я приехала, кстати. В этом доме в принципе не было сахара, когда я сюда прибыла. И кофе только на донышке.
— А хотела слыть великим либералом. Где теперь все эти разглагольствования, забота о других и так далее?
— Теперь я стану правым либералом, понимаешь. Каждый заботится о своем сахаре сам, соответственно своим возможностям, а если возможности и потребности расходятся, ничего не поделаешь. Каждый добывает сахара, сколько сможет, и если окажется недостаточно, тогда пусть лижет сковородку. Справедливость с избытком: в этом доме сахара не было до моего появления и не останется после моего отбытия. О кей, вместо тех крошек, которые ты сейчас уничтожил, я принесу парочку сахарных пакетиков из какого-нибудь кафе. Хотя бы из Dormus Birraes, например.
— Украдешь, да.
— Не украду, если я клиент, то могу взять сколько угодно сахара и как угодно его использовать. За все заплачено.
— А что, если каждому клиенту по закону полагается только определенное количество сахара. Например, в цену кофе входит — ну не знаю — максимум тридцать грамм?
— Не думаю, что это регулируется.
— Откуда ты знаешь?
— Здравый рассудок подсказывает.
— Ах, теперь еще и здравый рассудок.
— Теперь да. А что?
Дарио глотнул полуостывший, но обильно подслащенный кофе, критически почмокал губами и спросил:
— А «здравый рассудок» не считается опасным?
— Нет. Сейчас нет.
— Раз так, то так. Кстати, в последний раз в Таллинне я видел повсюду пакеты Illy. Вы привозите их из Триеста.
— Судя по всему.
Дарио намазал на половинку хлебного ломтя лимонный мармелад. Его я тоже купила специально к приезду Дарио.
— Тогда ты до двенадцати должна успеть к… как его там звали?.. заскочить к Джиакомо. За сахаром.
— До часу. Его зовут Джузеппе Беппе.
— О’кей, заскочим к нему. Времени не так и много, если мы хотим еще посмотреть этот некрополь.
— Ты хочешь?
— Когда вернемся, скорее всего, опоздаем. И утром опять останемся без сахара.
Я медленно и демонстративно выдохнула.
— Если выяснится, что мы опаздываем, хапнешь в какой-нибудь кафешке парочку упаковок на завтра. Свою дозу. Украдешь у капиталистов.
— Я не хочу красть просто для того, чтобы мы могли побездельничать. Другим тоже нужен сахар.
— Время есть. — Я завернула хлебные палочки в тонкий ломтик ветчины. Посмотрела, как Дарио выудил из пакета последнюю «медвежью» конфету. Их тоже продавали у Беппе, скорее всего, на самом деле он хотел купить новую порцию конфет. Я не смогла выдержать высокомерного молчания и поинтересовалась:
— Так ты, значит, думаешь о других.
— Да.
— Из врожденной эмпатии? Или из тщеславия, или от страха?
— Потому что так правильно.