Получив у доктора чек, механически взглянула, что из моего рассказа запечатлела в компьютере симпатичная медсестра. Невольно вспомнила те времена, когда мой год рождения располагался в самом конце списка пациентов гинекологического кабинета. М-да, времена изменились.
Взглянула на часы, они показывали 11:35.
Выйдя из клиники, я увидела множество людей, прогуливающихся под солнцем. Их ежедневные траектории отличались поразительным постоянством, так что убийца, к примеру, с легкостью мог вычислить и настичь любого из них. В то время как воздушное пространство вокруг нас открыто во многих направлениях. Иногда направления движений открыты практически на 360 градусов. Когда стоим спиной к стене, тогда — если повезет — все-таки на 180. Я могла бы сейчас пройти через парковку, лечь на спину под деревом и начать звать людей на помощь. Могла бы оформить визу, купить билет и уехать к старому приятелю в Рио-де-Жанейро. И там потеряться или начать новую жизнь. Могла бы махнуть на машине в Латвию, хотя бы на пару дней, отыскать тамошних знакомых или, наоборот, могла бы, в терапевтическом смысле, изображать в Латвии лжеперсону, укрыться на какое-то время под вымышленной биографией. Но ничего такого я делать сейчас не буду, как и раньше не делала в течение этого лета. Возможности. Большая часть их умирает — так, может, они и не существуют в действительности?
«У тебя была возможность». У тебя есть возможность. Я несколько раз повторила про себя эти надрывные фразы.
В это пятничное утро вокруг меня прогуливалось множество людей.
Я села в машину, жаркую как печь. Мне некогда было ждать, пока она остынет, опустила стекла и поехала. Сделала в городе пару дел, даже побывала на одном совещании, хотя сосредоточиться было очень трудно. Мне не удалось оставить о себе впечатление внимательного и бодрого человека, приходилось по несколько раз переспрашивать и уточнять: «Так во сколько в пятницу? Так ты сказала, что уже пригласила его выступить?» Глупо улыбалась, хотя и предпочла бы обратить на себя внимание деловитостью, но что теперь поделаешь.
Через несколько часов я направилась домой, в район советской новостройки, который все больше становился похожим на гетто и в светлые летние дни выглядел особенно удручающе. Деревья, разумеется, были зелеными, трава подстрижена и некоторые кусты желтовато цвели. Фасады и боковые стены отдельных панельных домов выглядели утепленными, молодые семьи прогуливались с детьми и собаками. И все-таки именно летом этот район производил на меня впечатление замкнутой виртуальной среды, напоминая давние игры SimCity.
Проезжая мимо мужчин, прогуливающихся без женщин, я замедляла скорость и внимательно их осматривала. Двое пожилых с собаками. Передвигаются с трудом, их дыхание наверняка уже не назовешь благоухающим. Компания мальчишек: в лучшем случае 14-15-летние, защищены законом. Большой и толстый наподобие тюленя говорил по мобильному и не шагал, а плелся. Эх, тюленчик. У тебя, конечно, где-то уже имеются дети: неужели они так же плетутся? Передается ли «тюленность» доминантной аллелью некоего определенного гена? Под красиво подстриженными тополями дефилировал некто лет 30–35. Черные треники, черная футболка, низкий лоб, широкие скулы, взгляд, направленный внутрь себя. В невменяемо-расистском XIX веке такой тип мог стать лакомым объектом для физиогномистов, френологов и краниологов. Попыталась представить, будто я — инкарнированный Чезаре Ломброзо, сталкивающийся с подобным мутантом. Ломброзо, отец криминальной антропологии, верил, что наследственная криминальность выражается в атавистической физиологии человека. Его собственная голова, как известно, плавает в формалине в одном из музеев Торино, а мысли, некогда возникшие в той голове, неустанно проклевываются в других головах. И в моей тоже. Мне хотелось считать себя великим либералом, но, глядя на этого козла, я подумала no way и еще подумала, что только такой путь можно назвать целесообразным.
Когда я училась в школе, нас предупреждали, что так могут выглядеть люди с хромосомой XYY, то есть с криминальными наклонностями. Ныне обладатели хромосомы XYY были освобождены от криминальных подозрений. Но в те времена, когда я училась в школе, говорили и утверждали много чего, например, даже то, что человек невероятно сложное создание и имеет более 100 000 генов. Теперь же решили, что генов у него может быть около 21 500, чуть меньше, чем у мыши. А по поводу наследственной криминальности исследования утверждали, что генетическая корреляция якобы больше в случаях противоимущественных преступлений, чем в случаях преступлений против личности.