— Полагаю, ты найдешь деньги в сумке прямо на кровати, — сказал Герберт отцу на прощание, — а на шкафу будет сидеть какое-нибудь чудище и наблюдать, как ты рассовываешь по карманам незаконно нажитое богатство!
Он сидел один в темноте, смотрел на угасающий огонь и видел в нем лица. Последнее лицо было таким ужасным и так походило на обезьянье, что он изумился. Оно стало таким живым, что он с неловким смешком протянул руку к столу за стаканом воды, намереваясь плеснуть ею в огонь. Случайно прикоснувшись к обезьяньей лапке, он с легкой дрожью вытер руку о куртку и поднялся к себе в спальню.
На следующее утро, завтракая за столом, освещенным ярким зимним солнцем, Герберт посмеялся над своими страхами. В комнате царила привычная атмосфера благообразия, которой не хватало предыдущей ночью, а грязная, сморщенная лапка была небрежно брошена на буфет, что свидетельствовало о том, что в ее достоинства не очень-то верят.
— Полагаю, все старые солдаты одинаковы, — рассудила миссис Уайт. — Боже, и мы еще слушали эту чепуху! Разве могут в наши дни исполняться желания? Даже если и так, каким образом двести фунтов могли бы тебе навредить?
— Наверное, свалились бы на голову, — развязно вставил Герберт.
— Моррис говорил, что все происходит настолько естественно, — вспомнил мистер Уайт, — что может даже показаться, будто бы это всего лишь совпадение.
— Что ж, не вздумай только завладеть деньгами до моего возвращения, — воскликнул Герберт, вставая из-за стола. — Боюсь, это превратит тебя в подлого, скупого человека, и нам придется от тебя отречься.
Мать рассмеялась и, проводив его до двери, смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Вернувшись к столу, она порадовалась, что ее муж получил по заслугам за свое легковерие. Однако все это не помешало ей броситься к двери, когда постучался почтальон, а также вспомнить недобрым словом отставных старших сержантов с их тягой к спиртному, когда оказалось, что ей пришел лишь счет от портного.
— Полагаю, Герберт не упустит возможности сделать какое-нибудь забавное замечание, когда придет домой, — заметила она мужу, когда они сели обедать.
— Осмелюсь сказать, — отозвался мистер Уайт, наливая себе пива, — что эта штуковина все-таки двигалась у меня в руке. Клянусь!
— Тебе показалось, — ответила миссис Уайт, успокаивая его.
— Да говорю же, что двигалась, — твердил он. — Это вне всяких сомнений. Я просто… В чем дело?
Его жена ничего не ответила. Она наблюдала за таинственным незнакомцем снаружи, который, нерешительно поглядывая на дом, по всей видимости собирался с духом, чтобы войти. Не забыв еще о двухстах фунтах, она заметила, что незнакомец хорошо одет и что на нем совершенно новая шелковая шляпа. Трижды он останавливался у ворот, а затем снова проходил мимо. На четвертый раз он замер, держась за калитку, а затем с внезапной решимостью распахнул ее и двинулся по тропинке. Миссис Уайт в тот же миг убрала руки за спину и, торопливо развязав фартук, положила этот полезный предмет одежды под подушку своего кресла.
Она пригласила незнакомца, который явно чувствовал себя неловко, в комнату. Он пристально смотрел на нее и с озабоченным видом слушал, как старушка извиняется за скромное убранство и за истрепавшееся пальто мужа, которое он обычно надевал, работая в саду. Тогда она замолчала, ожидая, что гость объяснит причину своего визита, однако тот почему-то долгое время не решался заговорить.
— Меня… просили зайти, — наконец произнес он и достал из кармана кусок хлопчатобумажной ткани. — Я от «Мо и Мэггинз».
Миссис Уайт вздрогнула.
— Что-то случилось? Что-нибудь с Гербертом? Что с ним? Что с ним? — спросила она, задыхаясь.
Тут вмешался мистер Уайт.
— Ну, успокойся, мать, — торопливо произнес он, — садись и не делай поспешных выводов. Вы не принесли дурных вестей, я уверен, сэр, — добавил он и с тоской посмотрел ему в глаза.
— Мне жаль… — начал гость.
— Он ранен? — чужим голосом спросила мать.
Гость поклонился в знак согласия.
— Был тяжело ранен, — тихо произнес он, — но сейчас ему уже не больно.
— О, слава богу, — воскликнула миссис Уайт, всплеснув руками, — слава богу, слава…
Ее речь вдруг оборвалась на полуслове, когда до нее дошел зловещий смысл этого заверения и она увидела ужасное подтверждение своих опасений на искаженном лице гостя. Чуть дыша, она повернулась к своему мужу и накрыла его ладонь своей дрожащей морщинистой рукой. Наступило долгое молчание.
— Его задавило станком, — наконец тихо произнес гость.