— Дейви, раньше у нас с тобой существовало соглашение. Ты оказывал мне услуги, освещая кое-какие подробности, когда мне это требовалось, а я сообщал тебе информацию, нужную для журналистского расследования. А теперь? — Он замолчал, продолжая жевать. — Теперь у тебя нет ничего для меня интересного.
— Ты все еще передо мной в долгу.
— Ни черта я тебе не должен.
— Я сообщу тебе детали электронной почтой, заполни бланк и свяжись с прокатной компанией, а я продолжу делать вид, будто не знаю, где находится Карлтон-лейн.
Дули перестал жевать.
Года за четыре до того, как я ушел из газеты, Терри Дули и трое его детективов однажды вечером развлекались на Карлтон-лейн. В ее конце был скрытый за деревьями бордель. Один детектив слишком много выпил и ударил девицу по лицу, когда та сказала, что он слишком груб. Девица отомстила на другой день, сообщив в газету достаточно подробностей, чтобы сохранить свой доход и бордель, при этом поставив Дули с приятелями в весьма неприятное положение. К счастью для Дули — и его семейной жизни, — телефонный звонок принял я.
— Будешь напоминать об этом до конца моих дней? — спросил он.
— Только когда мне что-то потребуется. Ну, так сделаешь?
— Ладно, — вздохнул он.
— Молодчина, Дули.
— Присылай свои треклятые детали, Рейкер.
И положил трубку.
Я отправил ему электронной почтой всю информацию, необходимую для канцелярской работы, потом позвонил в прокатную компанию, сообщил о случившемся и попросил другой автомобиль. Там сказали, что мне придется доплатить за угнанную машину, но поскольку имеется страховка, сумма будет минимальной. Затем я сообщил в компанию «Водафон», что мой телефон остался в угнанной машине, и попросил направлять все входящие звонки на новый номер.
После этого я принялся за папки, которые прислал Кэрри.
Первой была папка Мызвика. Там подробно описывалось его прошлое до и после тюрьмы, вплоть до того дня, когда тело было обнаружено в водохранилище. Имелась черно-белая фотография, сделанная при последнем аресте. Подтверждалось, что труп Мызвика вытащили на берег полицейские-водолазы, когда на поверхности воды появилась часть его куртки. В другой стороне водохранилища нашли кредитную карточку и бумажник. Эксперты работали над обнаруженными кистями рук, но четкие отпечатки пальцев снять не удалось из-за долгого пребывания в воде.
Тут мне кое-что пришло в голову.
Я полез в портплед, достал папку Алекса и нашел заключение одонтолога. Зубы Алекса обнаружили в желудке и в горле. Хотя сильный огонь частично повредил их, челюсть была воссоздана довольно точно. Это позволило в конце концов произвести опознание. Затем, перед двумя исчезнувшими страницами, я нашел то, что искал: в черепе оставалось только два зуба, шатавшихся, меньше поврежденных огнем. На обоих имелись следы фиксирующего клея — для закрепления ортодонтических скоб — и едкого вещества, подготавливающего эмаль для пломбы. Поскольку в детстве Алексу проводили коррекцию зубов, в первый раз я прочел это бегло. Но теперь видел систему: Мызвика, как и Алекса, опознали по стоматологической карте и тоже на одном из зубов обнаружили фиксирующий клей.
Но не только на эмали.
В обеих папках и в заключениях патологоанатомов говорилось, что следы фиксирующего клея обнаружены и на корне зуба.
Ах черт!
Часть заключений одонтологов исчезла из обеих папок; но куда бы они ни делись, кто бы их ни уничтожил, это уже не важно. Потому что я теперь кое-что понял.
Снять отпечатки пальцев Мызвика не удалось — чем дольше тело находится в воде, тем менее точным становится результат; без лица тоже никто не мог его опознать. И поскольку тело Алекса являлось больше скелетом, чем плотью, сгоревшей в огне, температура которого достигала двух тысяч градусов, стоматологические карты оставались единственным средством опознания.
Только, как и у Мызвика, зубы Алекса ему не принадлежали.
И тело тоже.
Вторая папка была намного тоньше первой.
Лейтону Грину принадлежали два магазина электронной аппаратуры в Харроу и третий в Уэмбли. В вечер гибели у него была темно-синяя «исузу». Новая, купленная неделю назад в агентстве фирмы в Хэкни. Полиция наводила о ней справки, полагая, что убийство как-то связано с покупкой. Но, как и все прочее в деле, результатов это не дало.
В протоколе подробно описывался вечер, когда Грина сбил серебристый «мондео». Показания свидетелей были скудными. Несколько человек разглядели «мондео», но не того, кто сидел за рулем.
В конце папки имелись фотографии. На самой большой было запечатлено тело Грина, лежавшее под белой простыней, из-под которой выглядывала лишь подметка ботинка. Простыня была в пятнах крови. Вокруг тела — обозначенные мелом части «мондео». На других фотографиях было вот что: куски бампера и даже обломок капота. Должно быть, удар оказался сильным. Затем его лицо крупным планом, разбитое, окровавленное. Левое бедро, по которому пришелся удар, черное от крови.
Я собирался уже вернуть папки в портплед, но в самом конце, после описания стриптиз-клуба, обнаружил еще одно фото. На меня глядел Лейтон Алан Грин в черном костюме, с пробором в рыжих волосах и фамильярной улыбкой.
Тот самый человек, которого я видел на фотографии в подвале у Мэри.
Лейтон Алан Грин был тем, кого Алекс называл дядей Алом.
31
Джеральд чуть приоткрыл дверь, но, узнав меня, распахнул ее до отказа.
— Какого черта тебе нужно? — спросил он и оглянулся на гильотинные ножницы посреди комнаты, вокруг которых валялись куски картона и целлофана. Заготовки для документов лежали на пустых коробках из-под еды.
— Поговорить.
— Ты все сказал в прошлый раз.
— Я хочу купить у тебя кое-что.
Он глупо ухмыльнулся:
— Ты, должно быть, спятил.
Я полез в карман. Он отступил, словно я мог выхватить оружие. Вместо этого я достал бумажник и раскрыл его. Там было больше восьмисот фунтов.
Джеральд взглянул на деньги, потом снова на меня.
— Не стоит разгуливать с такими бабками.
— Знаю.
— Ну, так что тебе нужно?
Я закрыл бумажник.
— Пистолет.
Майкл вышел из церкви в шесть часов. Вечер был холодный, из вентиляционных отверстий с шипением вырывался пар. Я ждал Майкла в темном дверном проеме возле станции. Когда он приблизился, застегнул молнию куртки и направился за ним внутрь. Майкл прошел через турникет и стал спускаться по ступеням на платформу. Я догнал его, поезд уже был на станции.
Я до отказа натянул налицо лыжную шапочку и ступил в вагон через две двери от Майкла. Он сел и достал книгу из толстой сумки, где, видимо, был и портативный компьютер.
Поезд тронулся. Майкл стал оглядывать пассажиров. Я отвернулся и уставился на колени, понимая, что он видит мое отражение в окнах. А когда бросил на него быстрый взгляд, он сидел, закинув ногу на ногу, и читал книгу.
Мы сделали пересадку на станции «Ливерпуль-стрит», и я взглянул на листок бумаги, который Джеральд дал мне в первый визит, — наверху был написан адрес, куда он должен опускать документы: «Паддингтон, камера хранения „Н“, ячейка № 14». Я отыскал ее в «Желтых страницах» и позвонил туда из «Старбакса». Это было хранилище на тысячу ячеек. Заплатив за пользование, люди получали карточку-ключ, позволяющую входить в здание в любое время. Ячейки были достаточно большими, чтобы вмещать портпледы и портфели, пальто и костюмы.
Когда мы приехали на станцию «Паддингтон», жители пригородов поспешили к выходу. Майкл смешался с толпой. Немного подождав, я устремился за ним.
Майкл был уже в середине переполненного эскалатора и по-прежнему закрывал лицо книгой. Я побежал наверх, перескакивая через две ступеньки. Миновав турникеты, Майкл свернул к железнодорожным поездам и вышел в ночь.
Он направился на юго-восток, к Гайд-парку. Я держался на расстоянии, следовал за ним по другой стороне улицы, более темной и надежной. Когда впереди показался парк, Майкл свернул в переулок со стоявшими по обе стороны машинами и хранилищем в конце. Вывеска над дверью гласила «Камера хранения „Н“». Я остановился, когда Майкл стал подниматься по ступеням. Он сунул карточку-ключ в электронный замок и толкнул дверь.