— Дурак недокрученный! Я тебя щас докручу! Я ж человеческим голосом просил — откручивай! — Ругался Матвей Егорыч.
— Дык я крутил, — оправдывался Переросток.
— Да как крутил?! Сварил меня заживо.
Я вздохнул, а потом пошел на выручку братцу. Он мне нужен целый и невидимый. Хочу еще кое-что разузнать.
— Чёрт бы подрал вашу ванну с душем! — Заявил Матвей Егорыч, увидев меня. Но хотя бы перестал тыкать мочалкой в Андрюху.
Его снова отправили обмыться, потому что пена оставалась на нем почти везде. Штору отняли. Перекладину на которой изначально она висела, водрузили на место.
Через десять минут Матвей Егорыч сидел уже за столом, довольный и счастливый, наблюдая, как Тоня накрывает ужин.
Правда, пришлось ещё ждать Переростка. Тот тоже отправился в ванную.
— Эй! Идите быстрей сюда.
Мы подорвались с места и побежали к брату. Сенька, вроде, в туалет не ходил, но хрен его знает, что там случилось.
Андрюха лежал в воде, по самый подбородок скрытый пеной. Не знаю, сколько он вылил шампуня. Наверное, весь, какой был.
— Смотрите, как облака. — Заржал Переросток, а потом соорудил себе из пены бороду.
— Тьфу ты. Я думал, чё произошло с тобой, а ты тут с ума просто сошёл. Давай возвращайся в бренный мир. Повелитель мочалок. — Бросил ему Матвей Егорыч.
— Блин, реально, вылазь уже. Жрать охота. — Я поддержал деда. А то мы так за стол до ночи не усядется, пока они накупаются.
Когда, наконец, все собрались, Матвей Егорыч подмигнул и поставил на стол бутыль. Вытащил ее, как фокусник, откуда-то из-под стула.
— Во дела… Вам же разбили все в метро? — Удивился Андрюха.
— А ты думал, я с единственной бутылкой поехал? Ха! — усмехнулся дед. — Я, когда проверил рюкзак и увидел, что одна осталась целёхонька, так печаль моя и поубавилась.
— Если такие объемы употреблять, может печаль и убавится, а печень точно поприбавится, — Сообщил Семен Матвею Егорычу, за что тут же огреб подзатыльник. — Эй! Это, между прочим, не я, это Минздрав.
Дед откупорил бутылку с мутной жидкостью, а затем налил себе, Переростку, Тоне и мне. В маленькие рюмочки, которые домработница поставила на стол, как только увидела бутыль. Правда на ее содержимое она смотрела с недоверием и даже опасением.
— А чё? Поболее посуды не будет? — поинтересовался Матвей Егорыч. — Из такой даже не почувствуешь вкуса.
Антонина сурово свела брови.
— Ну, нет так нет, — ответил дед и поднял рюмку. — Ты вот, Тоня, когда так хмуришься, сильно мне бабку напоминаешь. Мою. Аж не посебе. Ну…за встречу!
Мы выпили. Я сразу отставил рюмку в сторону. Подумал, достаточно. Ну, его на хрен. А вот Тоня натурально вытаращила глаза, открыла рот и замахала руками. У нее выступили слезы.
— На! Закусывай! — Матвей Егорыч ухватил с тарелки огурец, и прямо, как есть, целиком, сунул его Антонине в рот. — Ясное дело, вы тут в городе всякую дрянь пьете. Вот! Натуральный продукт! Там тебе и градус, и вкус.
Судя по Тониному лицу, она с дедом была полностью согласна. Только в противоположном смысле. Особенно насчет вкуса.
Пока все ели солянку, я осторожно придвинулся к Андрюхе поближе.
— Слышишь. Скажи. Как там Наташка?
— Аааа…Что? Вспомнил теперь? — Братец закидывал ложку за ложкой, уминая так, что трещало за ушами. — Нормально Наташка. Даже хорошо, можно сказать. Техникум закончила, в Москву переехала. Училась на бухгалтера, а устроилась продавцом. Какой-то тут у вас имеется дюже необыкновенный гастроном. Вот в него.
— Почему необыкновенный? Да погоди жрать! Расскажи! — Я отодвинул тарелку братца в сторону. Он с тоской посмотрел ей вслед, но, наверное, понял, покоя ему не видать, пока не успокоит мое любопытство.
— Жорик…Не знаю. Удивительный, потому что вон, как крайний раз к родителям приезжала, настоящие деликатесы привезла. Колбаса, не колбаса, сыр, не сыр. Николаич сказал, даже икра была. Представь. Красная. Или черная…В общем, не помню. Правда, полгода уже не появлялась. Только письма пишет. Мол, все хорошо у нее.
Андрюха взял тарелку за край и потянул ее обратно.
— Адрес знаешь?
— Чей? — Удивился братец.
— Деда Мороза, блин. Наташкин, конечно. Или магазина этого.
— Слушай. — Андрюха отложил ложку, перестал жевать и посмотрел на меня серьезно. — Отстань от девки. Она в тот раз еле в себя пришла. Виду только не показывала особо. Но я знаю, как ей тяжко было. А ты опять собрался. Зачем? Вдруг опять какой-нибудь приступ и ты ее снова забудешь. Хватит издеваться. Она хорошая девка. Ей замуж надо. Семью. Детей. А от тебя одни проблемы Наташке. Так что, Жорик, и знал бы, не сказал. Понял?