При НЭПе в жизни страны ощущалась болезненная раздвоенность. В своё время жестокая реальность крепостного права дурно сочеталась с идеологией православного братства, и это привело к взрыву. Сталин допускал обман как средство борьбы, как средство пропаганды. Но он понимал, что большая ложь в политике недопустима, гибельна. Вряд ли фронт и тыл сплочённо встретили бы врага в 1941-м, если бы страна кишмя кишела хозяйчиками со своими частными интересами. Вот и пришлось с ними бороться не на жизнь, а насмерть.
В годы расцвета и упразднения НЭПа советский порядок прошёл серьёзную проверку на прочность. Оказалось, что большевистский режим может быть гибким, что он способен на прихотливые танцевальные па: прыжки, повороты, компромиссы. Как и «похабный» Брестский мир, НЭП был нужен для передышки, для перегруппировки сил.
Вспоминая свою юность, советский руководитель, фронтовик К.Т. Мазуров вспоминал: «НЭП принёс процветание торговле и мелкому предпринимательству, получше стали жить крестьяне. А рабочим было по-прежнему очень тяжело. У них на столе часто не бывало хлеба. Росло их недовольство… Рабочие считали: пускай прижмут тех, кто прячет хлеб, и он у нас появится».
Противоречия обострялись. И снова предоставим слово писателю и следователю Льву Шейнину: «Удивительное это было время, и удивительной была та Москва… В комсомольских клубах пели «Мы молодая гвардия рабочих и крестьян», изучали эсперанто на предмет максимального ускорения мировой революции путём создания единого языка для пролетариев всех стран, упорно грызли науки и люто ненавидели нэпманов, которых временно пришлось допустить… А в городе невесть откуда и чёрт его знает зачем повылезала изо всех щелей всяческая нечисть – профессиональные шулеры и надменные кокотки, спекулянты, бандиты и просто жулики всех оттенков, масштабов и разновидностей… Господа концессионеры, всевозможные Гаммеры, Петерсоны и Ван Берги, обосновывались в Москве прочно, обзаводились молоденькими содержанками, тайно скупали меха и валюту, рублёвские иконы и вологодские кружева, драгоценные картины и хрусталь, и потихоньку сплавляли это за границу».
Организованная преступность приняла угрожающие масштабы. Как говорили в те дни, «заедает элемент». Один пример разгула банд привёл Вячеслав Молотов в своей речи на XV съезде партии, рассказав о событиях в Борецкой волости Ряжского уезда Рязанской губернии, где «в течение пяти лет хозяйничала, как дома, шайка бандитов, разбойников и грабителей… Это хулиганьё запугивало, застращивало, грабило и поджигало местных крестьян». Обращения местного населения к властям о защите ни к чему не приводили. «И теперь бандитизм ещё не вывелся в Борецкой волости… Про эту волость так и говорят до сих пор: «Борец – всем ворам отец», – в рифму сказал Молотов.
Неэффективность борьбы с бандитами в значительной степени объяснялась их связями с представителями властей. Молотов признавал, что у преступников «Обнаружились связи не только в укоме и уисполкоме, но через каких-то людей они сумели влиять на отдельных членов губкома, губ. КК и губсуда… Преступные элементы из Борецкой волости сумели найти слабые места даже среди отдельных работников губернского партийно-советского аппарата, где обнаружились у них некоторые ниточки связей…» Это и есть атмосфера НЭПа. Коррупционная.
Государство не могло бросить все силы на борьбу с преступностью. Сил не хватало. В своём выступлении от 13 апреля 1926 года Иосиф Виссарионович Сталин с иронией (он любил шутку!) отмечал: «Есть воровство стыдливое, скрытое, и есть воровство смелое, «весёлое», как говорят об этом в печати. Недавно я читал в «Комсомольской правде» заметку о «весёлом» воровстве. Был, оказывается, этакий фертик, молодой человек с усиками, который весело воровал в одном из наших учреждений, воровал он систематически, не покладая рук, и воровал всегда удачно. Заслуживает тут внимания не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, не прочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем… Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже… Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведёшь с помощью ГПУ».