Вот это был человек!
Когда Митька увидел, как Коля плавает, сердце его тоскливо заныло от зависти.
Он глядел издали, как Коля прыгает с вышки, легко крутит двойное сальто, летит ласточкой, и щучкой, и козликом, а вынырнув, плывет к мосткам бурным великолепным кролем.
Потом поднимается по шаткой лесенке, блестящий на солнце, высокий и сильный, как морской бог.
Митька никак не мог отважиться подойти к нему, обожал издали, и только узнав, что Коля тоже приехал из Ленинграда, решился.
Все оказалось просто и не страшно.
Коля протянул ему руку, улыбнулся так, что белые зубы пустили солнечных зайчиков, и сказал:
— Здравствуй, земляк. Меня Коля Прохоров зовут. А тебя?
— Митька.
— Ну и прекрасно. Я видел, как ты плаваешь. Шустрый ты лягушонок. Только почему ты, питерский человек Митька, извиваешься при этом, как змей? Кто тебя учил?
— Никто. Я сам, — тихо ответил Митька.
— Хочешь, я научу тебя плавать по-настоящему? — спросил Коля.
Митька ничего не ответил, только так поглядел, что Коля засмеялся, щелкнул его легонько в лоб и сказал:
— Решено.
Коля учился в институте, и у него был первый разряд по плаванью. А выше уж только мастер спорта!
Так что поучиться у него было чему.
И самое главное — он любил учить, делал это с удовольствием.
В конце лета, перед отъездом, Коля ласково притиснул Митьку к твердому своему горячему боку и серьезно сказал:
— У тебя, Митька, получается, а дальше будет еще лучше. Это уж точно, я знаю. Тебе надо всерьез плаваньем заняться. Приедешь в Питер, позвони. Я обязательно помогу.
Он оставил Митьке номер своего телефона, записанный на спичечном коробке.
И уехал.
А на следующий день случилось ужасное несчастье — бабушка растапливала во дворе летнюю печку — мангал и сожгла коробку.
Митька от горя чуть не заболел.
А бабушка глядела, как он убивается, и плакала, и ругала себя всякими словами. А что толку?
— Ну хоть две цифрочки, хоть одну, хоть букву первую ты запомнила? — выпытывал Митька у нее.
А бабушка только горестно разводила руками.
— Внучек, миленький, да увидь я, что на той клятой коробке накарябана какая ни на есть цифирь, может, и не сожгла бы!
Митька и себя терзал, что не взглянул на коробок. Он тогда зажал его накрепко в кулаке и глядел только на Колю. Ужасно ему жалко было, что тот уезжает. Сразу и город, и море, и небо будто выцвели и тоже захотелось домой.
Приехав в Ленинград, Митька пытался отыскать Колю Прохорова.
В телефонной книге значилось сорок три Прохоровых.
Митька позвонил всем. Иногда попадались и Коли, и каждому приходилось долго и подробно объяснять, кто он такой и почему звонит. Но это все были не нужные Митьке Коли, лишние. Его Коли не было.
Он исчез, растворился в многомиллионном городе.
Видно, Коля жил в коммунальной квартире и телефон записан не на его имя.
«Может быть, он вообще уехал из Ленинграда? — уныло думал Митька. — А что? Очень даже просто — окончил институт и укатил. Сейчас все уезжают. На Север или куда-нибудь к верблюдам».
Раз десять Митька приходил в бассейн.
И каждый раз ему говорили, что набор окончен.
А однажды намекнули, что вообще ему уже поздновато начинать заниматься плаваньем. Староват.
Сколько Митька себя помнил, он всегда страстно мечтал поскорее вырасти, а тогда, в бассейне, он впервые пожалел, что ему двенадцать лет, а не десять или даже девять. Так что оставалась единственная надежда — Коля Прохоров.
Потом начались хлопоты с переездом на новую квартиру. Забот разных появилась целая куча, даже о Коле некогда было подумать.
Потом немножко обжились, стало поспокойнее. И вот вчера, перед самым началом учебного года Митька снова пошел в бассейн. Если уж там бывает набор, то когда же, как не в сентябре?
Он поднялся в раздевалку, снял куртку… и нос к носу столкнулся с Колей Прохоровым.
— Митька, ты ли это?! — изумился Коля.
От неожиданности Митька онемел.
Он стоял, опустив руки, и хватал воздух открытым ртом, как рыба на песке.
— Коля… Колечка… — только и смог вымолвить он.
— Что с тобой, Митяй? Тебе нехорошо? — забеспокоился Коля.
Митька вцепился в него изо всех сил, еще не до конца веря, что это живой человек Коля Прохоров, а не привидение, которое сейчас возьмет и вдруг растает, испарится.
— Мне так хорошо, что и сказать нельзя, — прошептал он и вдруг попросил, — только не исчезай.
— Куда? — Коля огляделся.
— Ну, в это… в воздух… Не растаивай, пожалуйста…