После первого же звонка Костя пробрался в зал, занял место поближе к сцене, в третьем ряду. До этого он толкался среди движущейся толпы у дверей директорского кабинета, ждал, что Валя выйдет в фойе, и они успеют немного потанцевать, но она не вышла. Костя не обиделся — знал, что иначе Валя не может. Зато уж после торжественной части они повеселятся, как следует. А главное — машина будет в их распоряжении.
Валя появилась из боковых дверей вместе с Дубровиным и остальным начальством. Как водится, председательствующий объявил вечер открытым и предложил избрать президиум. Тотчас на сцену выбежал паренек в клетчатой рубашке и бойко зачитал описок. В нем, конечно, была фамилия Вали, а вместе с ней и Светозарова. Валю паренек охарактеризовал пышно и длинно: «Знатная доярка совхоза, первый мастер механической дойки коров, наш почетный сегодня гость…» Все было бы ничего, но в президиуме Валя и Светозаров сели рядом и то и дело переговаривались, склоняясь друг к другу. Это было просто неприлично — перешептываться на виду у переполненного зала. «На кой черт нужен здесь президиум? — тоскливо спрашивал себя Костя. — Пусть бы люди просто выходили на трибуну и говорили, что думают, как работают, о чем мечтают. При чем тут президиум? Засушат вечер».
Вечер не был «засушен», потому что молодые рабочие и работницы, члены бригад коммунистического труда, действительно просто и интересно рассказывали о своих делах, о товарищах, об удачах и огорчениях… Не их вина, что Костя половину из того, что говорилось с трибуны, пропустил мимо ушей. Он не спускал глаз с Вали. Казалось невероятным, что она не видела его — ведь он отдел совсем близко. Лишь однажды ее взгляд как будто остановился на нем, но это был такой равнодушно чужой, официальный взгляд, что Костю даже передернуло. А ведь Светозарову она улыбалась! Разумеется, Костя и мысли не допускал, что между ними может быть что-то интимное, но как она может ему улыбаться?
Наконец слово предоставили Вале. Она уверенно прошла к трибуне, спокойно, с улыбкой, переждала аплодисменты, заговорила звонко, четко и как-то по-мальчишески весело. Валя приветствовала своих друзей — «молодую поросль рабочего класса» и сказала, что ее труд теперь ничем не отличается от заводского. Она рада, что столько молодежи уже трудится по-коммунистически.
— Мы, работники сельского хозяйства, не хотим отставать от вас и тоже будем бороться за высокое звание бригад и ферм коммунистического труда. Я лично обязуюсь надоить за год от 120 коров 300 тонн молока. Давайте соревноваться, дорогие друзья!..
В эту минуту Костя был преисполнен такой гордости, словно не Валя, а он сам стоял на трибуне и брал высокое обязательство. Забывшись, он хлопал до тех пор, пока не остался в одиночестве. Девчата, сидевшие позади и впереди его, понимающе улыбались. Но теперь Костю трудно было смутить. Ведь никто в зале не знал, что только сегодня. несколько часов тому назад он обнимал Валю, касался щекой ее щеки.
Потом выступал Дубровин и еще кто-то, однако Костя уже не слышал и не воспринимал ничего. Сейчас он жалел, что забрался в третий ряд, а не сел позади — можно было бы выбраться в фойе и зайти в буфет. Он глядел на Валю, надеясь поймать ее взгляд, но она упорно смотрела в стол и лишь слегка поворачивала голову, когда отвечала Светозарову. Костю вновь охватило глухое раздражение.
«Чего он пристал? О чем таком он может болтать? Конечно, Вале нельзя не отвечать, директор все-таки… Ну и тип».
Однако дело заключалось не в том, что Светозаров был директором, он, помимо того, был еще симпатичным парнем, и только теперь Костя понял, что все время думал об этом. Вроде бы небрежно причесанная, а в действительности искусно уложенная густая шевелюра, правильный, тонкого рисунка, нос, бледноватое, несколько изнеженное лицо, безукоризненный костюм светло-зеленого цвета с чуть проступающими полосками… Костя перестал смотреть на Валю, он смотрел теперь на Светозарова, как бы изучая его и пытаясь разгадать, что он за человек, и вдруг Костю снова передернуло. Он увидел, что у директора красивые, чуть вывернутые и откровенно чувственные губы — таких Косте еще не приходилось встречать у мужчин. А может, он просто не приглядывался, не замечал. Наверно, как раз такие губы, полные, яркие, жадные, нравятся женщинам, но Косте они были сейчас противны до тошноты. Он встал и, беспокоя сидящих, мешая им, пробрался к выходу…