В фойе Костя прошелся взад-вперед, вспомнил о буфете, но там, кроме сладкого напитка, ничего не оказалось. Все-таки он выпил бутылку. Это его несколько успокоило.
«А вдруг Валя видела, как я уходил? Что она могла подумать? Ну и дурак же я, в самом деле! Вообразил черт знает что и лезу в бутылку. Прав Пасько: гаечный ключ она разве? Положил в карман и показывал бы только знакомым… Ревность, видите ли, взыграла. Никакая это не ревность, а сплошной эгоизм. Хотя, пожалуй, это одно и то же. Нет, не одно… Ревность — это когда другого любишь больше себя самого, а эгоизм — когда только себя… Но ведь я даже не знаю, любит ли она меня. Какое же я имею право ревновать? И к кому? Чепуха в общем получается, смешно прямо. Ладно, впредь буду умнее. Заседание, наверное, кончилось, надо Валю найти. Ну, так и есть, уже радиолу завели…».
Костя поспешно покинул буфет, вернулся в фойе.
Из зала говорливым потоком текли люди. Радиола заглушала отдельные голоса, стоял лишь слитный гул. Закружились первые пары. Костя ловко пробирался сквозь толпу в коридор, куда был выход со сцены. А вот и Валя. Светозаров шел рядом, придерживая ее под локоть. Костя помахал им рукой и ринулся навстречу.
— Костя, ты почему из зала ушел?
— Да так, курить захотелось. Мне же не обязательно было, я не передовик… А ты здорово выступила, просто замечательно.
— Да нет, ничего особенного… Ты куда сейчас?
— То есть как — куда? — опешил он. — Куда ты, туда и я…
Светозаров молчал, снисходительно улыбался. Валин локоть по-прежнему лежал у него на ладони. Костя только теперь заметил это, нахмурился. Светозаров перестал улыбаться и убрал руку. Валя беспокойно оглянулась на него, затем опять на Костю.
В это время проходивший мимо председатель райисполкома окликнул Светозарова и заговорил с ним. Почти машинально они отошли на несколько шагов в сторону, к окну…
— Валя, будешь танцевать?
— Вообще говоря, буду, — протяжно ответила она, стоя на месте.
— Тогда пошли.
Валя обернулась, громко сказала:
— Федор Федорович, так мы с вами договорились?
— Да, да, непременно! — поспешно отозвался Светозаров.
— А славная парочка, как, по-твоему? — сощурился вслед уходившим Вале и Косте председатель райисполкома.
— Да, ничего, — пожал плечами Светозаров.
— Он кто, этот паренек?
— Наш. Не то библиотекарь, не то завклубом.
— А, вспомнил! Костя Зыков.
Честное слово, Костя не хотел ни о чем спрашивать Валю, чтобы не портить ей и себе настроение, и все-таки не удержался — видать, это было свыше его терпения.
— О чем вы там с ним договаривались, Валя? — как можно более спокойным, даже безразличным тоном опросил он.
— А, с Федором Федоровичем? Он просил меня потанцевать с ним, и я обещала, — столь же непринужденно сказала она.
Костя молча вел ее за руку в фойе.
— Ты что, сердишься?
— Нет, конечно. С какой стати? Я думал, он побоится уронить свой авторитет.
— Представь себе, я сказала ему то же самое. Он ужасно стеснялся.
— Значит, не он, а ты его упрашивала?
— Ну да… — запнувшись, невнятно проговорила Валя. — Забавно посмотреть, как он танцует.
— Да, пожалуй… Хотя ничего забавного не будет.
— Нет, ты сердишься. Ну и глупо.
— На тебя? Нисколько. По-моему, ты больше придаешь всему этому значения, чем я.
— Костя, ты просто невыносим.
— Увы! — попробовал он пошутить, но шутки не получилось. Одна мысль, однажды зародившись, уже ни на секунду не покидала его: тоненькая ниточка, еще недавно связывавшая их, рвалась неотвратимо.
Они закружились, вяло и неслаженно. Валю словно подменили, и Костя с болью чувствовал это. Так ли она танцевала в прошлое воскресенье в клубе? А когда Костя заметил, что она то и дело ищет кого-то глазами (он-то знал — кого!), сказал:
— Пожалуй, хватит. Не нравится мне эта музыка.
— И мне тоже…
Он провел ее к стулу, постоял немного и сказал:
— Ты отдохни, Валюша, а я пойду покурю.
— Хорошо. Только ты не долго…