— Да, не сумели вы их тогда закрепить, считали так: раз приехали — обязаны работать. А условий добровольцам не создали.
— Верно, надеялись на их сознательность, — подхватил Терентий Павлович. — Да ведь и то сказать: какие я им особые условия мог создать? Клуб — за восемь верст, да и в нем одно кино было раз в неделю, работа ручная, грязная, женихов для девчат мало… А их ведь как воспитывали? «Мы все добудем, поймем и откроем…» так, кажется? А жизнь, она, брат, ох какого терпения и стойкости требует. Иные из молодых сразу в дамки проскочить хотят, а ведь это дело не простое. Обидно, Федор Федорович, что за прежние годы отучили мы молодежь ценить труд хлебороба. Да и не только молодежь! Вперед не заглядывали, а теперь…
Терентий Павлович горестно качнул головой, ссутулился и вроде бы стал меньше ростом.
Светозарову как-то не приходилось задумываться над этими вопросами, все эти годы его занимали чисто агрономические проблемы, да и то главным образом в теоретическом плане. Он был специалистом и хотел, чтобы его обширные познания были по достоинству оценены. И они были оценены, на это Светозаров не мог обижаться. Теперь ему предстояло показать себя на практической работе, и он покажет, будьте уверены. Пока Лазуткин терзается разными отвлеченными вопросами и фантазирует насчет будущего, он, Светозаров, будет прямым путем добиваться намеченной им цели. Долго ждать награды за свои труды и способности он не намерен…
Чтобы как-то поддержать разговор, пока не пришел инженер, Светозаров счел нужным заметить:
— Вот ты говоришь — молодежь… Но ведь и в колхозах уже есть много таких, как Лесукова.
— Имеется, конечно, — вяло отозвался Лазуткин; он уже почувствовал, что то, о чем он в порыве откровенности говорил Светозарову, не вызвало ни душевного отклика, ни даже простой заинтересованности. — А Лесукова — это да! Только… Я ведь знавал их семью. Анна Сергеевна-то да и покойный Николай Иванович полжизни в деревне прожили, а, пожалуй, пшеницы от ячменя не отличили бы. Удивляюсь, как это Валентина решилась. Думаю, если бы не «елочка», тоже не выдержала бы. Где она нужную закалку могла получить? В школе? Вряд ли. Школу нашу еще перестраивать и перестраивать надо. Слесарить да столярничать начали учить, а где по-настоящему хлеборобству учат? Пока мало где…
— Ну, допустим, закалку Лесукова уже получила, не первый день на ферме, и потом, надо думать, механизация скоро во всех колхозах появится, — с гордостью сказал Светозаров.
— Да, должна появиться, иначе… А Лесукова молодец, хороший пример для молодежи. Только вы ее берегите, не дай бог — споткнется или еще что. Возраст-то, сам понимаешь, у нее невелик пока…
— Убережем, не беспокойся, — снисходительно улыбнулся Светозаров.
Они еще поговорили о предстоящем севе, о ремонте техники, семенах, причем Светозаров на этот раз оживился и даже пообещал Лазуткину консультацию своих специалистов колхозным механикам. Потом пришел инженер Лазарев и пригласил Терентия Павловича в свой кабинет.
Не успела закрыться за ними дверь, как к Светозарову вошла Валя. Он был не столько обрадован, сколько удивлен и обеспокоен. Однако тотчас же вышел из-за стола, схватил ее за руки, на мгновение прижал к груди.
Она была такая прохладная, румяная и свежая с мороза, что только присутствие посторонних за дверью удержало Светозарова от дальнейших проявлений нежности. Но ему страстно хотелось поцеловать ее, и он видел, что Валя ждет этого поцелуя и вовсе не думает о том, что их могут застать. Голова у Светозарова кружилась. Прерывисто дыша, он спросил:
— Как же ты сюда попала?
Валя бросилась на диван, не выпуская его руки.
— А я давно здесь. Только ждала, когда Лазуткин уйдет.
— Где же ты ждала?
— Ну, здесь… сначала в красном уголке, потом в коридоре.
— Нам нельзя быть тут долго, — мягко сказал Светозаров и так же мягко высвободил руку из ее руки.
— А я и так на минутку, — с готовностью ответила она, но он заметил, что его слова огорчили ее. — Почему вы к нам не приезжаете, Федор Федорович?
Это «вы» и «Федор Федорович» несколько успокоило его, он невольно подумал: «Так, пожалуй, будет лучше». Но какой же она была привлекательной и желанной в своей сбившейся набок белой шапочке, короткой бордовой юбке, с незатухающим румянцем на щеках!..