Впопыхах Зинка сбросила с себя сапоги, халат и платье, оставшись в одной рубашке. Но и рубашка была мокрая. Вдруг Зинка покраснела до корней волос, вспомнив о Косте. Он стоял в дверях, полуотвернувшись.
— Костя, принеси мне другой халат и ватник. Там…
Но в котельную уже входила Валя с сухой одеждой. Она видела, как Костя и Зинка долбили лед, как Зинка упала. Костя молча отошел в сторону, присел на скамейку в коридорчике, на которую ставили вымытые бидоны. Услышал Валин голос:
— Нужда была идти. Сегодня я устрою Зыкову тарарам…
— Но ведь прорубили же, — оправдывалась Зинка.
Валя вышла в коридорчик.
— Здравствуй, Костя.
— Здравствуй…
— Чего это ты помогать нам вздумал?
— Да так, случайно вышло, дядя Ваня сагитировал.
— А-а…
Он лишь мельком оглядел ее лицо, заметил на нем тень неловкости и принужденности, поспешно поднялся. Валя, словно обрадовавшись, что разговор окончен, повернулась и ушла в доильный зал.
Костя вернулся к Зинке. Она все еще вздрагивала, прижимаясь то боком, то спиной к горячему котлу. Видимо, она все слышала, потому что смотрела на Костю с затаенным ожиданием, настороженно, почти с испугом.
— Ты вот что, Зина, отогревайся и иди домой. Справятся тут без тебя. У вас же сквозняки кругом…
— Что ты! Нет, я уж доработаю, а то скажут — простуды испугалась.
— Мало ли что скажут… А если заболеешь, лучше будет?
— Ничего, я крепкая… А ты домой сейчас?
— Домой.
Зинка вздрогнула и ничего не сказала. Подошел Пасько, пробасил:
— Выпей грамм сто, у меня есть.
— Придумал тоже! — рассмеялась Зинка. — От меня коровы шарахаться начнут.
— Тебе тоже не мешало бы, — обернулся Пасько к Косте.
Костя посмотрел в смеющиеся, преданные глаза Зинки, перевел взгляд на дверь и тряхнул головой:
— Давай, если не жалко.
8
К вечеру следующего дня Зинка слегла, а утром 30 апреля ее положили в больницу с воспалением легких.
В этот же день в клубе состоялось торжественное собрание. Лучшим рабочим отделения была вынесена благодарность, многим вручены премии. Валя получила отрез на платье, Зинка — нежнейшего желтовато-солнечного цвета кофточку. По требованию присутствующих, главным образом девчат, Николай Егорович Зыков развернул кофточку перед всеми и отдал ее Зинкиной матери.
Валя на концерт не осталась. Она, правда, потанцевала немного во время перерыва с кем-то из ребят и затем незаметно ушла.
Костя наблюдал за ней в щелку занавеса. Нет, Валя нисколько не изменилась. У нее были такие же живые, чуточку насмешливые глаза, те же припухлые губы, знакомые до подробностей жесты. И все же Костя уловил в ее лице нечто новое. Валя словно повзрослела за эти недели, неприметно для постороннего глаза расцвела вместе с весной. И улыбалась она не так, как раньше, видимо, сдерживала себя, но за этой сдержанностью чувствовалась скрытая торжествующая радость. Встревожила Костю лишь тоненькая поперечная складочка над переносьем, временами отражавшая столь же потаенную озабоченность. Этой складочки не было раньше…
После концерта Костя сразу же пошел домой, но, очутившись на улице, понял, что домой ему идти вовсе не хочется, там он не выдержал бы… Выручил Сергей Коряков, тракторист, с которым Костю связывала давняя дружба. Неизвестно, догадывался ли Коряков о переживаниях приятеля, но он вышел вслед за ним, предложил:
— Зайдем ко мне? У отца, правда, гости, но мы отдельно…
— Пойдем, — с облегчением согласился Костя.
У Коряковых действительно были гости. Из горницы доносились нестройные и довольно громкие голоса, кто-то из женщин тоненько выводил старинную песню. Сергей провел Костю в маленькую комнатушку за русской печью, принес с кухни закуску и бутылку «московской».
— Отец всегда Первое мая раньше всех отмечает, — сказал он. — А завтра будет ходить по селу трезвехонек и ругать тех, кто с утречка загуляет. Дескать, сеять пора, а они пьянствуют…
— Весна нынче поздняя.
— Оно-то так, но и зевать особо нельзя. Нашей бригаде одного гороха до сотни гектаров надо посеять… Ну, выпьем?
— Что ж…
Выпили. Долго молчали. Потом Сергей осторожно осведомился:
— Слушай, Костя, ты чего такой пасмурный? Конечно, если не секрет…
— А я и не знал, — попробовал отшутиться тот. — Откуда ты взял?
— Ладно, — обиделся Сергей. — Давай еще по одной.
— Давай.
С улицы в комнатушку вошла мать Сергея, принесла откуда-то еще водки. Видать, в горнице веселье только разгоралось. Неведомо почему Варвара Степановна любила Костю и втайне мечтала выдать за него свою младшую дочь Лену. Даже слухи о том, что Костя дружит с Валей Лесуковой, не поколебали ее намерений.