— И колхозники тоже, — просительно, боясь категорического отказа, добавил Володя. — Нам главное — ребят расшевелить, есть ведь у нас таланты. Вот хоть Танюшка — она хоть сейчас на сцену, вашим не уступит.
Танюшка скромно потупила глаза.
Костя тепло смотрел на обоих и сам не замечал, что улыбается.
— Поешь, что ли, Таня? — спросил он.
— И поет, и пляшет, и стихи читает — будь здоров! — ответил за нее Володя, не скрывая восхищения и гордости. — Да что она одна может?
Костя спрыгнул с перил, сказал решительно:
— Ладно, ребята. Только один вопрос: как ваше правление? Сеять же надо, а мы народ отвлечем.
Танюшка, подпрыгнув, захлопала в ладоши, а Володя солидно заверил:
— Мы с Терентием Павловичем советовались. Он даже похвалил: хорошая, говорит, будет людям зарядка перед страдой, весенняя… Да и не днем же мы людей соберем. Днем-то и вам, понятно, некогда.
— Ладно, — повторил Костя, — я переговорю со своими ребятами. Думаю, что дело выгорит. Но с уговором — чтобы, кроме Тани, еще кто-нибудь из ваших выступил. Ну, кто посмелее… А там и другие потянутся, понимаете?
— Найдем, — тряхнула косичками Танюшка. — У меня есть на примете.
Костя был уверен в своих кружковцах и смело назначил день концерта. А кроме того, его давно мучила совесть: ведь знал же, что у соседей плохо, а чем помог? На одних советах далеко не уедешь, практически показать надо… В эту минуту он был благодарен Володе и Тане за их счастливую догадку.
Они договорились о деталях и стали прощаться, как вдруг Володя вспомнил:
— Постой, а Валентина Лесукова приедет?
— Ой, я тоже чуть не забыла! — спохватилась Танюшка. — Она же поет как! И в пьеске я ее раз видела — ну, прямо взаправдашняя артистка. Наши прямо ахнут.
Им показалось, что Костя задумался, а на самом деле он просто не знал, что ответить, и оттого еще больше нахмурился.
— Валя теперь здорово занята, но я постараюсь…
Они весело сбежали с крыльца, и Костя невольно посмотрел им вслед, чему-то радуясь и вместе с тем завидуя. Льняные тонкие косички Тани, точно шаловливые и капризные сестры-близнецы, долго еще прыгали и разлетались в стороны перед его взором.
Из библиотеки вышел Иван Кузьмич, слесарь, не торопясь спустился на две ступеньки, обернулся и, подмигнув Косте, постукал пальцами по верхней книжке.
— На Кубе-то шесть миллионов всего, а против всей Америки не боятся, видал? То-то, брат! Нашей закваски!
И пошагал степенно, не тая довольства.
Кое-кто из кружковцев был в библиотеке, и Костя тотчас сообщил им, зачем приходили ребята из колхоза. Соня первая высказалась за поездку, но добавила:
— Ехать, так чтобы всем. К примеру, без Вальки нам тот смешной скетч не приготовить, а она роль на зубок знает и вообще…
Ее поддержали другие.
— Надо Валю позвать, а то она в последнее время совсем отклонилась…
— Опять же песни у нее хорошие…
— Не поедет она, ребята. Загордилась, ну все равно как прима-балерина. Обойдемся и без нее.
— Допустим, обойдемся, не в том дело. Но она-то что думает? Неужто так на отшибе и хочет со своей славой жить?
— Концерт — тоже комсомольское поручение, а Валька из комсомола пока еще не вышла.
— Объявляли ей, а на собрание в прошлый раз не явилась.
— Нет, ты, Костя, поговори с ней. Нечего Вальке перед своими нос задирать. Да и, сам понимаешь, концерт надо дать на все сто. Колхозники ждать будут, а про Валькины таланты они давно знают.
Костя слушал разнобоистые, взволнованные голоса ребят (про тишину все забыли) и испытывал раздвоенное чувство гордости за Валю, которую ребята искренне любили, и растерянности от того, что ему предстояло поговорить с ней. Он боялся этого разговора — и не потому только, что опасался выдать себя, свою любовь к ней, растравить еще больше неутихавшую боль, но и потому, что Валя могла наотрез отказаться от поездки и тем самым потерять уважение ребят. Но и отказаться нельзя было — все сразу поняли бы, что Костя отвергнут и все-таки страдает по Вале.
Он сказал бодро:
— Ладно, ребята, я поговорю с ней. Откололась Валя или нет, но мы-то откалываться от нее не имеем права. Ей сейчас тоже не легко — дела-то на ферме вовсе худые…
— А она нас просила помочь? — резонно заметил кто-то. — Привыкла только с начальством разговаривать, а мы для нее вроде и не существуем.