Не глядя, она привычным движением открывала левой рукой кран вакуум-трубопровода, потом молочный краник на ведре. В правой у нее доильные стаканы с коллектором. Их Валя надевает на соски быстро и ловко — сначала на дальние, затем на ближние. Это для того, чтобы не перекладывать коллектор из одной руки в другую. Проходят секунды — и она уже подключает доильный аппарат у следующей коровы. Животные стоят спокойно, изредка помыкивают, словно напоминая людям об отсутствии в кормушках концентратов.
Знала Валя один секрет, чтобы добиться полной отдачи молока. Заметив через смотровое стекло, что поступление молока прекратилось, она брала одной рукой коллектор и слегка оттягивала его вниз и вперед, а тем временем другой рукой массажировала вымя. При этом соски оттягивались, выпрямлялись, и оставшееся в вымени молоко сильной струей выплескивалось в ведро. Сняв стаканы, Валя легонько массажировала все дольки вымени.
Затем открывались передние дверки секции, и подоенные коровы выбегали в соседнее помещение — «столовую». Правда, подкормки и здесь тоже не было, зато за несколько минут пребывания в прохладной столовой распаренное вымя приходило в норму, и тогда животных выпускали на холод.
Восхищенные участники семинара (их восхищение можно было понять — ведь они видели первую «елочку» в районе) неотрывно следили за малейшим движением Вали, и она это чувствовала и работала вдохновенно. Было время, когда посторонние взгляды ее смущали, сковывали, вызывали досаду, но то время давно прошло. Сейчас, напротив, ей работалось куда веселее и ловчее, если за нею наблюдали, восхищались и поздравляли. Было приятно, что экскурсанты, столпившись в проходах, переговаривались шепотом, но один негромкий и прочувствованный голос Валя не могла не услышать: он принадлежал Дубровину.
— Вот это и есть наш первый мастер механизированной дойки, товарищи. Смотрите и учитесь!
Зинка, понятно, тоже слышала этот горделиво восхищенный возглас. Она в общем-то всегда признавала превосходство Валентины, но тут ее взяла досада.
«Ну пусть она сейчас в передовиках ходит, не жалко. Грамотная, сноровистая, первая у Марии Васильевны на «елочку» попросилась. Мы-то робели браться, чего уж скрывать… А только почему же никто о Марии Васильевне не вспоминает, как будто все с Вальки и началось. Ведь это Мария Васильевна в один подмосковный совхоз ездила, чертежи привезла, добилась, чтобы «елочку» построили. А сколько она сил положила, чтобы Вальку этому делу обучить! Когда не ладилось, и коровы молока не отдавали, и агрегат барахлил, Мария Васильевна ночей не спала, чтобы наладить. Настоящий главный зоотехник была, не то, что нынешний…
И вот уехал человек и все забыли о нем, а Вальке хоть и не напоминай — огрызается. Какая же это справедливость?..»
Горечь и недоумение коверкали бесхитростную душу Зинки. За себя она не обижалась — сама виновата, раз тогда струсила. Но за бывшего главного зоотехника, чьим детищем была «елочка», Зинке было обидно до слез. И какой это умник из совхозного треста догадался перевести Марию Васильевну в область? И вовсе она не собиралась отсюда уезжать, напрасно некоторые говорят, будто она сама просила о переводе. А если даже и просила, то разве не доброе дело она здесь оставила? И вот теперь выходит, что все почести достались одной Вальке…
Дойка закончилась. Валя сняла клеенчатый фартук, Зинка полила ей из шланга на руки, подала чистое полотенце. Слепя взоры белизной халата и яркой цветистостью косынки, одаряя всех и каждого приветливой улыбкой, Валя поднялась из траншеи наверх. Ее тотчас обступили, посыпались вопросы. А Зинка осталась внизу — ей надо было еще промыть доильные аппараты и ведра, произвести уборку траншеи и секций. Ей хотелось только одного: чтобы все эти люди ушли отсюда и выспрашивали Валентину где-нибудь в другом месте.
Однако никто не обращал на Зинку внимания, все стояли к ней спиной, а один пожилой дядька сердито шикнул на Зинку, когда она нечаянно брякнула ведром. Спасибо директору — он догадался увести экскурсантов в более просторную «столовую». Здесь беседа пошла спокойнее.
— Вы вот что нам скажите, Валентина Николаевна, — с улыбкой, говорившей о том, что он заранее знает ответ и тот эффект, который произведет этот ответ на слушателей, спросил Дубровин. — Вы очень устали?