— Неправда! — воскликнул пораженный Костя. — А если так сказал, то подлец твой Светозаров, вот что!
— Видал, Иван Петрович? Вот она — современная молодежь! Родного отца сукиным сыном обзовет и не покраснеет.
Наступило тяжелое молчание. Костя кипел негодованием, но не столько на отца, сколько на отсутствующего Светозарова. Николай Егорович, багровея лицом, натужно кашлял. Дядя Ваня бесцельно вертел в руках резиновый шланг, недоуменно шевелил усами. Наконец спросил:
— Это верно, Егорович, что директор так выразился или, по простому сказать, обругал Валентину?
— Почему обругал? Сказал то, что есть. До каких же пор ей в рот заглядывать и капризы ее исполнять? У нас здесь что — государственное предприятие или шарашкина контора? Дисциплина должна быть или нет?
— Без дисциплины, понятно, нельзя, но и Костя прав — обидели вы Вальку. Сами же ее вознесли, а теперь, выходит, пускай как хочет, хоть и на все четыре стороны… Это значит вовсе души человеческой не понимать, Егорович. Валька — это, к примеру, не то, что я или Пасько. Ты-то зачерствел под старость, это я могу понять, а вот Светозаров почему таким проявился? Что же из него дальше получится?
— Ну, это не моя забота, — огрызнулся Николай Егорович. — Старый, а туда же… Кому подпеваешь-то? Эка невидаль — девка раскапризничалась. Завтра Зинка из больницы выйдет — сразу все и угомонится. Эта не избалована, хныкать да жаловаться не будет.
— Хныкать не будет, но и терпеть беспорядки тоже не станет, — с вызовом сказал Костя. — Ей тоже не захочется обязательство проваливать.
— Обязательство-то не она брала, к твоему сведению. Есть разница?
— Нету. Обязательство лежит на «елочке», а Зинка от Вали никогда себя не отделяла.
— Ты, Егорович, и то поимей в виду, что я здесь тоже не посторонний, — веско добавил Иван Петрович.
Зыков свирепо оглядел обоих, но промолчал, подумал: «Надо будет Светозарова предупредить, а то поднимется шум — могут на меня все свалить. А Косте я дома пропишу, молод еще меня учить…»
Он уже собирался уходить, но вспомнил, что последнее слово осталось не за ним, скороговоркой буркнул:
— Ну ты, Иван Петрович, постарайся еще сегодня, а завтра Зинка придет. Она мне так сказала, что уговорит врача пораньше выписать, раз надо.
«Ишь ты, не поленился в больницу сбегать», — удивился Костя.
Потоптавшись еще несколько у дверей, Николай Егорович исчез. А через полчаса в доильный зал, предварительно постучавшись, вошел Терентий Павлович Лазуткин. Он вел за руку белобрысенькую девчушку с льняными косичками, хотя вести ее не было никакой нужды: ей самой не терпелось увидеть «елочку» собственными глазами.
«Да ведь это Танюша! — узнал и почему- то обрадовался Костя. — Та самая, которая в нашем концерте участвовала. Ох и бедовая девчонка, правду Володя Дьяков говорил».
Терентий Павлович малость огляделся, весело сказал:
— Здорово живете, молодцы! Принимайте гостей, вот ученицу вам привел, Татьяной Шубиной зовут, прошу любить и научить доброму делу.
Дядя Ваня так и всплеснул руками, растерянно посмотрел на Костю. Костя не совсем уверенно ответил Лазуткину:
— Милости просим, Терентий Павлович. С Таней вашей я знаком, только вроде не слыхал, чтобы она в доярки собиралась.
— А вот взяла да и собралась, — не без гордости глянув на девушку, сказал Лазуткин. — Еще какая доярка выйдет! Не хуже вашей Лесуковой. Верно, Танюша?
Таня зарделась, но ответила бойко:
— Постараюсь, Терентий Павлович. Раз взялась — не отступлю. — И повернулась к Косте, взмахнув косичками. — По-твоему, я неспособная, да?
— Да нет, почему же… — смутился Костя. — Вовсе… даже наоборот.
В это время дядя Ваня сосредоточенно рассматривал на ладони какую-то железную штуковину, упрямо не поднимал глаз.
— А Лесукова-то где же? — опросил Лазуткин. — И помощницы ее тоже не видно.
— Помощница болеет, но завтра она будет, — уклончиво сказал Костя.
— Ну, а Валентина? — допытывался Терентий Павлович, которому не терпелось поскорей познакомить Таню с самой Лесуковой.
Дядя Ваня швырнул штуковину в угол, ожесточенно, будто злясь на кого-то, заговорил:
— Кому другому не сказал бы, а тебе, Терентий Павлович, откроюсь. Да и все равно сам все узнаешь. Неприятность у нас тут с Валентиной случилась. Второй день на работу не выходит, и неизвестно, выйдет ли. Обидели ее, ну и она маленько подзазналась, закусила удила. Дело-то молодое, а подбавить ума-разума оказалось некому… Маяк-то она, конечно, маяк, но и у маяков разные характеры бывают, не на одну колодку сделаны. Так-то вот…