Прошло еще пять дней, а Костя все не мог решиться на поездку к Вале. Но выжидал он не только из-за нерешительности или боязни встречи. Он знал теперь, что встреча неизбежна, что рано или поздно он не выдержит и поедет к Вале, если… если она сама не вернется домой. Каждое утро, просыпаясь, Костя с тревожной и сладостной надеждой думал: вот он выйдет из дому, как всегда, сделает круг, чтобы пройти мимо школы, а там, на крыльце, а может, и у калитки — Валя… Этот момент так ясно представлялся ему, что Костя почти не сомневался в его реальности — пусть не сегодня (он допускал на всякий случай некоторую отсрочку), так завтра уж непременно. Он действительно делал круг, медленным шагом проходил мимо школы, но там, как и вчера, никого не было…
И не могло быть, понимал Костя умом. Разве может вернуться Валя после всего, что случилось? Вернуться — значит, открыто и прямо признать свою вину, а чувствует ли она себя виноватой? Но если даже и чувствует, решится ли самой себе сказать об этом? Для Вали, это, пожалуй, потруднее, чем для кого бы то ни было. Похоже, она потеряла точку опоры в жизни и вновь ее найти не так-то просто. А в чем она — точка опоры? Для каждого, наверно, разная. И еще неизвестно, была ли она у Вали вообще…
А у него? В чем он видит смысл своей жизни, ради чего живет? Неужели только ради того, чтобы прожить жизнь более или менее честно и все? А Валя разве не стремилась к тому же? Ну да, у нее была мечта — добыть себе славу, и этого она достигла, а дальше? Дальше вот что вышло… Это честно или нет? Вряд ли. Нет, он, Костя, славу себе добывать не стал бы, хотя, конечно, это заманчивая штука. Слава могла бы прийти к нему незаметно, если бы он ее заслужил. И ничего бы в его жизни не изменилось, разве что чувства ответственности прибавилось бы. Ведь на человека со славой равняются, ему хотят подражать другие. Но что об этом говорить, в его должности славы не добудешь, хотя он любит свою работу. Ему приятно, когда люди, пришедшие в клуб, довольны концертом или лекцией, приятно, что у него много друзей-единомышленников, он радуется, когда пишет в стенгазете или боевом листке что-нибудь хорошее о Сергее Корякове и его товарищах, радуется всему новому, что появляется в совхозе. И если ему доведется уехать в институт, он вернется сюда же. Здесь — его точка опоры, здесь он хочет приносить пользу, на какую способен.
Костя усмехнулся… Не очень-то грандиозны его планы, но что ж поделаешь? Так уж он создан. Посмотреть со стороны — серая жизнь, а вот сам Костя с этим не согласен. Планы у него вполне конкретные: надо подготовить новую программу концерта и выступить с ним в ближних сельских клубах, пора уже браться за постановку большой пьесы — сил для этого хватит. Ребята про- сят договориться о выступлении в районном Доме культуры — что ж, и выступим, не осрамимся. Готовится читательская конференция по роману «Секретарь обкома» — надо проследить, чтобы роман прочитало как можно больше людей. И, пожалуй, пора уже посылать документы, узнать, к каким экзаменам следует готовиться. А тут еще Валя… Сергей прав — нельзя вот так легко, сплеча отрезать: была знатная доярка, гордость совхоза, а теперь уехала — и не нужна. А если ей сейчас совсем плохо и она ждет чьей-то помощи? Вчера ребята на репетиции разговорились и, хотя многие осуждали Валю, тут же спрашивали: как бы поправить человека, сделать возможным его возвращение. Ведь не в одних Валькиных капризах дело…
Все эти дни Костя ни разу не побывал на «елочке», хотя хорошо знал, что там делается. Его почему-то смущала встреча с Зинкой. Когда он навещал ее в больнице, то испытывал не только жалость и сочувствие к ней, но и не вполне осознанную нежность за ее преданность и безответную привязанность к нему. А главное — он искренне уважал и ценил Зинку и вместе с тем понимал, что этого ей недостаточно. Если б он тогда не взялся отводить эту злополучную лужу, она не упала бы в ледяную воду и не схватила воспаление легких. В больнице Костя не мог обидеть ее своей сухостью.
Но теперь Зинка была здорова, она снова работала на «елочке» — и притом самостоятельно! — и не нуждалась ни в жалости, ни в участии. А если нуждалась, то как вести себя с ней? Он ничего не мог ей предложить, кроме бескорыстной и верной дружбы, ничего… Зинка, милая и чуткая Зинка должна понять все. И она, конечно, поймет, как бы ни было это грустно и ей, и ему, пусть и по разным причинам…
Не пошел бы Костя на ферму и в этот день, если бы не Терентий Павлович Лазуткин. Председатель колхоза догнал Костю на своей машине, когда Костя в полдень шел по улице в клуб. Машина остановилась, Лазуткин по-молодому выпрыгнул из кабины, махнул шоферу — езжай, мол, — а сам подошел к Косте, поздоровался с ним за руку, спросил: