На крыльце — негромкие, раздумчивые голоса:
— А «елочка»-то, действительно, хороша штучка… Только мне, к примеру, она не по карману. Цемент, трубы, моторы… Светозарову добро: от государства дотацию получит.
— Деньги, куда ни шло, я раздобыл бы, — оживляясь, откликнулся председатель колхоза «Вперед к коммунизму» Терентий Павлович Лазуткин. — А где остальное взять? В «Сельхозтехнике»-то покуда ничего нет.
— То-то и оно…
Читал я в газетах, есть еще новинка, «карусель» называется. Инженер одного совхоза придумал. А я где такого инженера головастого найду?
— «Карусель» эта пока не очень-то… Корма отсчитывает автоматически, да загружать их в машину приходится вручную.
— А «елочку» можно удешевить, я прикидывал, — продолжал свою мысль Лазуткин. — Да и оправдает она себя скоро. Только где же оборудование достать?
— Сейчас нет, завтра будет. К этому дело идет.
— А Лесукова молодец девка! После десятилетки на ферму пришла.
— Чисто работает, ничего не скажешь.
— А у меня, ни одной молодой доярки не осталось. Выведутся старушки — не двужильные же они! — кто доить коров будет?
— Свою-то дочь в институт отправил…
— Так это до того было, как я председателем стал.
— Вот и строй «елочку», пока не поздно.
— Ежели со льном нынче управлюсь как следует, тогда, пожалуй…
— Вон Дубровин вышагивает.
— Был секретарем, стал начальником…
— Разницы особой в нем покуда незаметно, — вставил Лазуткин.
— А ты погоди, дай человеку перестроиться…
Окурки полетели за перила на снег, крыльцо опустело.
В клубе — сдержанный гомон, разрозненные голоса то в одном, то в другом конце зрительного зала.
— Повестка-то о чем?
— Текущие дела, наверно…
— У меня сена на полмесяца, а силос…
— Нет, клеверок я все-таки приберег.
— Кукурузу так и не смог дотянуть?
— Так лето же какое было? Север, шутишь, что ли? Да и хорошей земли, признаться, под весь посев не нашлось.
— Тише! Начинаем!
За столом на сцене — Дубровин, заместитель секретаря парткома управления Полос- ков, Светозаров и приглашенные на семинар передовики из колхозов. Им-то и предстояло сегодня поделиться своими достижениями и опытом.
— У Лесуковой, товарищи, мы уже были и слышали ее яркий и убедительный рассказ, — поднявшись над столом, начал Дубровин. — Надо полагать, каждый из вас сделает соответствующие выводы. Теперь предоставим слово другим нашим «маякам». Думаю и уверен, что это и есть лучшая форма экономической учебы руководителей и специалистов сельского хозяйства…
Он еще минут десять говорил о необходимости и полезности изучения всего нового, прогрессивного, что рождается творчеством масс ежедневно, ежечасно. Потом пригласил на трибуну бригадира полеводческой бригады из колхоза «Вперед к коммунизму» Анну Тихоновну Сумарокову.
— Гордись, твоя рекордсменка, — толкнул Лазуткина в бок его сосед.
— Подожди, еще неизвестно, куда она завернет, — не поднимая головы, тихо отозвался Лазуткин и полез в карман за папиросами; вспомнив, где он сидит, неохотно вытащил руку из кармана, ссутулился в настороженно выжидательной позе.
Анна Сумарокова была пожилой, лет под шестьдесят, крупной женщиной, с суровым морщинистым лицом. Серый простой платок покрывал ее голову. Сейчас концы его выбились из-под воротника жакетки, выпростав удивительно черные, без единого седого волоска, пряди. Загрубелыми руками она попыталась водворить их под платок, но они выскользнули снова. А вскоре она и жакетку расстегнула, чтобы не стеснять себя в движениях.
Сумарокову тут знали все. Она прославилась высокими урожаями еще в военную пору, потом года три по болезни не участвовала в колхозных работах — так и не долечившись, опять вернулась в поле. «За наши урожаи совестно стало, — объяснила она свое возвращение колхозникам. — В войну на худых лошадях да на коровах пахали и то больше выращивали…».
Как видно, колхозный агроном постарался подготовить для Анны Тихоновны нужную бумажку, и она бережно вытащила из-за пазухи пару свернутых четвертушкой листков, расправила их, положила на трибуну. И вдруг улыбнулась смущенно-лукавой улыбкой, повернулась к Дубровину:
— Батюшки, а ведь очки-то я дома оставила. Вот растеряха-то…
— А вы без бумажки, — ободрил ее Дубровин, знавший давнюю нелюбовь Анны Тихоновны к писаным речам.
— Придется… Ну, скажу, как умею. Верно, дорогие товарищи, получили мы в бригаде прошлой осенью по 26 центнеров ржи с гектара. Пшеницы чуть поменьше, но тоже подходяще. Как и почему — об этом уж в газете писали да и сама я на разных совещаниях рассказывала. Знаете, небось… Агротехника известная, чего же об одном и том же толковать? А я вот о чем хочу поговорить…