Доставили.
– Ты, – султан спрашивает, – тот самый Ахметка, который якобы умеет гасить небесные светила?
– Тот самый, ваше султанство. Но только не якобы, а на самом деле придумал, как гасить небесные светила по представившейся, конечно, чрезвычайной надобности.
– А ну, – султан говорит, – погаси-ка мне во-о-он то светило!
И ткнул пальцем в небо.
– Ваше султанское величество! – побелел прямо-таки Ахмет. – Зачем понапрасну светила переводить? Ведь только по представившейся чрезвычайной надобности!..
– А мое пожелание – не чрезвычайная надобность?.. Гаси, сукин сын, сию минуту! Или мой меч – твоя голова с плеч!..
Делать нечего. Сбегал Ахмет под конвоем к себе домой за надлежащим инструментом, что-то такое с тем инструментом проделал и докладывает:
– О мудрейший отец и друг всех ученых и мыслителей, погашено светило согласно твоему гениальному указанию.
Задрал султан голову кверху, а звезда как до того светила, так и сейчас горела ровным белым светом.
– Ах ты, – говорит, – вражий сын! Над родным султаном изгиляться вздумал?! Эй, слуги!..
– Отец и друг! – повалился ему в ноги Ахмет. – Не вели казнить, вели слово молвить!.. Я тебе все объясню!..
– На том свете объяснишь, подонок!..
Отрубили Ахмету голову, насадили, как полагается, на кол и выставили на городской стене всем другим Ахметам в поучение…
Десять лет с того времени прошло, пятьдесят, сто.
Давным-давно позабыли люди и султана, который голову Ахмету огрубил, и кто такой был Ахмет, и за что он таким ужасным манером жизни своей решился.
И еще прошло сто лет, двести, триста. И еще сорок два года и четыре дня, два часа и тридцать семь минут. Глянули астрономы на небо: нет того самого светила!
Они в свои рефлекторы, они в свои рефракторы: нет да и только!
Четыреста сорок два года, четыре дня, два часа и тридцать семь минут шел свет от того давно уже погасшего светила.
Это же понимать надо.
Фокины травмы
Шум, треск по городу пошел.
В чем дело? Что такое?
А это Фока пальцем в носу ковырял, ноздрю порвал.
Моментально Фоку в больницу, ноздрю заштопали, создали условия. Подлечили – и в Крым, поправляться после операции.
Поскольку налицо трудовая травма.
Поправился, воротился, приступил к исполнению обязанностей.
Прошло некое время.
И вдруг снова шум, треск, гам.
Что такое? В чем дело?
Неужто опять трудовая травма?
Она самая.
Фока пальцем в носу ковырял, палец сломал.
Немедленно Фоку в больницу. Создали условия. Палец на шину. Залили гипсом. Руку – на марлевую повязку, и послали Фоку в Сочи, чтобы лучше косточки срослись на увечном пальце.
Замечательно срослись. Как новые!
Поправился Фока, вернулся к исполнению.
Снова проходит некое время, и снова шум, треск, гам, грохот, стукотня.
Что такое? Что случилось? Неужто она?
Она самая – трудовая.
Фока себе, зеваючи, челюсть вывихнул. Да еще спросонок с кресла своего на паркет грохнулся. Копчик себе повредил.
Экстренно, конечно, Фоку в больницу, челюсть вправили, копчик крест-накрест перевязали, путевку справили и снарядили Фоку в Одессу, на тамошний лиман, копчик заживлять.
А его совсем не туда надо было посылать.
Кабы не мой девичий стыд, я бы сказал, куда Фоку послать надо.
Индюшачий образ жизни
Повстречались как-то Орел с Индюшкой. Познакомились. Разговорились.
Орел спрашивает:
– Ну, как вам у нас понравилось, мистрис Индюшка?
– По совести, мистер Орел?
– Конечно, по совести.
– По Совести, не очень. Например, воздух. Во-первых, свежий. Слишком даже свежий. Голову кружит, инда клюв набок сводит. Во-вторых, никак, ну никак не расширяет кругозора.
– То есть, простите… – удивляется Орел. – Как это – кругозор и воздух? Если в смысле видимости, мистрис Индюшка, то с наших гор километров на сто видать, как на ладони. У нас воздух, что твое стеклышко.
Индюшка говорит:
– Совсем я не об этом. Понимаете, у нас, в Свободных Иидюштатниках, всегда знаешь, чем соседи дышат, и кто с кем живет, и кто что вчера на ужин кушал. Нош воздух, как альбом, можно перелистывать. А если чего такого не донюхал, покупай себе на здоровье магазин, а, по-вашему, журнал или газету – и все-все узнаешь. Вот я в каком смысле.
Орел говорит:
– Это конечно. У нас такое расширение кругозора никак не поощряется. Даже напротив.
Индюшка говорит:
– Вот видите! От души сочувствую. Теперь возьмем обслуживание, по-нашему, «сервис». Скажем, где сейчас ваша супруга, мистрис Орлица?
– В гнезде, отвечает Орел, – с орлятами. Они еще у нее меленькие.