Когда после очередной бомбежки, они с фрау и девочками вышли из укрытия, Мария увидела группу военных в американской форме и бросилась к ним. Она несколько раз повторяла по-немецки, обращаясь к высокому подтянутому офицеру:
– Я из СССР. Мария. Из СССР, – и почему-то показывая рукой позади себя, и крупные слезы текли по красивому исхудавшему лицу. Так она попала в американский лагерь для перемещенных лиц.
Глава 4
Прожив два года на чужбине, Мария ни разу не заболела, даже легкого насморка не было. В лагере она старалась больше находиться на его территории, а не в душном барачном помещении, но уже на второй день пребывания там она почувствовала страшную слабость, липкий пот покрыл все тело. Чувствуя, что теряет сознание, девушка тихо позвала на помощь. Когда она пришла в себя, то, еще не открыв глаза, Мария интуитивно почувствовала, что голова ее лежит на чьих-то костлявых коленях, а холодные пальцы слегка бьют по щекам.
Как сквозь вату к ней доносились неясные звуки. Мария с огромным усилием воли попыталась сосредоточиться на этих звуках, пока реальность не стала обретать отчетливые очертания.
– Мадмуазель, очнитесь! – уже ясно услышала она обращение к ней на французском.
Она приоткрыла глаза и с трудом сквозь смутную пелену различила склоненное над ней бледное лицо.
– Наконец-то, вы очнулись! – сказал склонившийся.
Мария застонала и попыталась приподняться и сесть, но сделать самостоятельно ей не удалось и тогда молодой человек, приподняв ее за плечи, бережно подтащил к стене и помог опереться на нее, затем снял с себя потертый пиджак и набросил девушке на плечи. Сам он тоже, тяжело дыша, прислонился к стене рядом с ней, смотря прямо перед собой. Голова ее гудела, но сознание уже полностью вернулось, и Мария, скосив глаза, рассматривала профиль рядом сидящего. Это был худой юноше, вероятно, ее ровесник или чуть старше, с впалыми бледными щеками, с выпирающимся вперед подбородком и спутавшимися длинными каштановыми волосами. Кожа его рук, которые безвольно лежали на коленях, была бледной, почти восковой.
Оба молчали. Через некоторое время юноша повернув к ней голову, и Мария утонула в огромных голубых глазах, с тревогой смотрящих на нее.
– Мадмуазель, надо идти к лагерному доктору. Вы сможете подняться? – снова спросил он по-французски. Девушка молчала, все еще тяжело дыша, боясь шевельнуться, чтобы вновь не ощутить тупую боль в голове. Он ее не торопил, так они и сидели, оба собираясь с силами. Когда Мария почувствовала, что сможет встать, она молча взглянула на него. Как он ее понимал! Он приподнялся, и, подставив плечо, помог встать девушке. Марии несколько секунд постояла, держась за него и пытаясь удержать равновесие. Наконец, они медленно, не проронив ни слова, пошли к пункту Красного креста. Весь путь незнакомец бережно придерживал ее за плечо.
В пункте Марию осмотрел пожилой доктор, говоривший с ней на немецком языке. Усадил девушку на кушетку, померил температуру, послушал легкие, посмотрел горло. Ей стало отчего-то весело. Она единственный раз с мамой в десятилетнем возрасте была у врача, который проделал тогда точно такие же манипуляции.
– Все хорошо, красавица. Легкая простуда. Завтра будете как новенькая.
Дал выпить порошок, завернутый в тонкую бумагу, а другой велел принять через два часа.
Когда Мария вышла из помещения Красного креста, то уже смеркалось, и она не сразу увидела тощую высокую фигуру, метнувшуюся ей навстречу.
– Спасибо, месье, – сказала Мария, протягивая незнакомцу пиджак.
–Так вы француженка? – радостно сказал он. – Я почему-то подумал, что вы или из Прибалтики или из Чехии. Жан, – представился он и церемонно протянул ей узкую ладонь.
– Мария, – ответила она и гордо добавила: – Я русская.
У нее перехватило горло – впервые за многие месяцы она произнесла это слово. Не из СССР, не из Белоруссии, а – русская.
У Жана до войны была обеспеченная жизнь в двухэтажном каменном родительском доме. Кроме него у родителей было еще две дочери, Жан – младший долгожданный наследник, залюбленный родителями, старшими сестрами, бабушками-дедушками и многочисленными незамужними тетушками. К семнадцати годам он с успехом окончил школу, знал, кроме родного, три языка, сносно играл на пианино, и в 1939 году поступил в технический колледж.
С ноября 1942 года вся территория Франции была оккупирована гитлеровскими войсками. И в оккупационной стране, начиная с 1940 года, действовало партизанское движение Сопротивления.