После освобождения из лагеря Мария осталась на Колыме. «Некуда мне ехать, да и не ждет меня никто» – с горечью говорила она себе.
Под Магаданом возводили новый аэродром, и она устроилась на стройку рабочей – подавальщицей. Ей дали койко-место в общежитии, местную прописку. На работе она ни с кем не общалась, безропотно выполняла просьбы-приказы, не проявляя инициативы, но и не ленилась. Уже восемь лет как она была безучастна ко всему, жила как робот – «день прошел и ладно». После работы Мария приходила в общежитие, умывалась под рукомойным краном ледяной водой и готовила на общей кухне на огромной дровяной плите нехитрый ужин в предвосхищении главного действия суток – читать. Она «запойно» читала до поздней ночи, пока товарки по комнате, такие же рабочие стройки, не просили «закрыть свет». Особенно не нравилось ее позднее чтение Зинке – штукатуру-маляру высшего разряда. Она, всколоченная со сна, зло кричала со своего места:
– Здесь не библиотека, мать – твою. Гаси свет, французская потаскушка.
Мария молча гасила свет и ложилась на продавленный матрас своей узенькой железной кровати (роскошество в сравнении с лагерными нарами!), натягивала на голову старое байковое одеяло и мгновенно проваливалась в тяжелый сон.
Книгами ее снабжал беззубый худой старик – Ян Петрович, с удивительно молодыми прозорливыми глазами, отсидевший в лагерях Колымы 10 лет за измену Родине. «Куда мне ехать, здесь и подохну. Похоронят в общей могиле с такими же, как и я – «бездомными», – говорил он Марии. Из-за слабого здоровья и преклонных лет его определили в местную библиотеку – выдавать книги три раза в неделю в вечернее время. Старик до войны жил в Западной Украине, имел большое хозяйство, трех малолетних сыновей и красавицу жену. С приходом немцев стал с ними сотрудничать, ну а после прихода «советов» был сослан на Колыму, где и отсидел в лагерях ГУЛАГа положенный срок. Писем с материка он не получал, да и сам не писал никому. Жил старик замкнуто, друзей не имел, но Марии явно симпатизировал.
– Красивая ты девка, Мария. В свое время, ох, как бы я за тобой приударил, не отвертелась бы, милая, от меня! – при каждой встрече говорил ей старик.
Мария в ответ только слегка иронично улыбалась и опускала глаза. Но не только старик отмечал красоту молодой женщины. На стройке случайно увидел тонконогую стройную красавицу инженер строящегося аэропорта. Это был видный статный мужчина лет под сорок. Высокий выпуклый лоб с залысинами, прямой нос, крупные губы над твердым подбородком, статный, он никогда не испытывающий недостатка женского внимания. Мария привлекла его не столько своей красотой, а какой-то отрешенностью во взгляде, необычайной женственностью, сквозившей в каждом ее движении и позе, которую невозможно было скрыть ни под грубыми кирзовыми сапогами, ни под бесформенной ватной фуфайкой.
Дмитрий Иванович, так звали инженера, привел ее в свою комнату в таком же бараке, в какой жила Мария, но более чистом и теплом. В тот же вечер она осталась у него. О любви Дмитрий Иванович никогда ей не говорил, но то, что восхищался ее внешностью и жалел за выпавшие на ее долю страдания, не вызывало у Марии сомнений. А что это, если не любовь? О себе она почти не рассказывала, так, несколько зарисовок из жизни в Германии. О фрау. Когда же он ее спрашивал о Жане, она сразу замыкалась, лицо каменело, и только одна эмоция еще долго отражалась на ее красивом лице – отчуждение.
Дмитрий Иванович устроил ее секретарем в администрацию стоящегося аэропорта, и Марии впервые за десять лет любовалась своими ухоженными руками с красиво подстриженными ногтями.
В первый же месяц она забеременела и в положенное время родила сына. Как же Дмитрий Иванович радовался – у него сын, его наследник! А через месяц после рождения сына они расписались. Так в тридцать с небольшим лет Мария стала законной женой мужчины, пользующегося уважением и авторитетом, и счастливой матерью.
На день рождение муж подарил ей отрез трофейного шифона ярко бирюзового цвета и черный панбархат. В два дня Мария из шифона сшила себе нарядное платье. Когда она вышла в обновке, отодвинув занавеску, загораживающую детскую кроватку, муж не смог сдержать своего восхищения:
– Какая ты красавица, Машенька!
«Видел бы меня сейчас Жаночка», – с грустью думала она, вальсируя перед мужем в нарядном платье.
А через полгода пришла в их дом беда – умер от скарлатины ее первенец. Вторая беременность Марии также закончилась трагично. Ребенок – снова мальчик, умер, прожив только десять дней от роду. Так, на местном кладбище в вечной мерзлоте у нее появились две маленькие могилки.