ПАПА. Как-то скверно здесь пахнет.
СВЕКОР. Правда? А я не чувствую.
ДЕВБРЬ. Пахнет, пахнет. Тухлятиной какой-то. Как на помойке.
ПАПА. Стены, должно быть, сгнили.
ШУРИН. Да все сгнило…
Папа бросает на него мимолетный взгляд.
ПАПА. Странник, а тебя где носило на прошлой неделе?
СТРАННИК. Научная командировка. Сбор материала.
ПАПА. Разберусь я с твоими командировками… Ты человек нужный, но знай же меру… Ладно. Есть у нас одно дело, неприятное, зато быстрое. Волдырь!
Человек с залысинами невольно вздрагивает.
ПАПА. Эх, Волдырь… А еще начальник Департамента общественного здоровья, глаза и уши Неизвестных Отцов, броня и секира нации… Столько людей положил, чтобы узнать одну маленькую тайну, и узнал, и… стыдно, Волдырь. Проболтался. Трепло ты и алкоголик.
Волдырь меняется в лице.
ПАПА. Эх, дети… Непутевые чада. «Если чадо твое ослушается тебя — сотри его с лица земли», так, кажется?
ВОЛДЫРЬ. Папа…
ПАПА (властно). Сотри его с лица земли!
Странник вскидывает тяжелый пистолет и стреляет в Волдыря — в упор, два раза. Тот обхватывает руками пробитую лысину и валится на пол.
Тишина. Государственный прокурор тщетно пытается сдержать дрожь в коленках.
ПАПА (устало массирует виски). Спасибо, Странник.
СВЕКОР (сварливо). Опять всю обшивку забрызгали… И без того воняет.
Государственный прокурор и Странник встречаются взглядом. Странник хищно ухмыляется. Прокурор пытается выдавить ответную улыбку.
Максим бродит по городу.
Город похож на гигантский часовой механизм, в котором нет повторяющихся деталей, но все движется, вращается, сцепляется и расцепляется в едином вечном ритме. Улицы с высокими каменными зданиями, улочки с маленькими деревянными домишками; кишение толп, величественная пустота обширных площадей. Автобусы и машины, колымаги и лимузины и закрытые ярко-желтые автомобили. Человеческий поток. Максим становится его частью, плывет в толпе — по течению, оглядывается, смотрит во все глаза и слушает разговоры прохожих.
Обрывки чужой жизни: тетка на задворках кафе чистит рыбу… На перекрестке старый, бедно одетый человек продает кукол-марионеток, его пальцы сложно двигаются, куклы танцуют, дети смотрят… Максим тоже останавливается посмотреть…
Разглядывает вывески, рекламные щиты. Местные буквы — странного, непривычного для землянина начертания. И надо всем — башня Департамента информации.
Кабинет Странника в Департаменте специальных исследований. Перед Странником стоит, повесив голову, Фанк.
СТРАННИК. Вы его упустили.
ФАНК. Я… не успел. Эти пробки на дорогах… Я ничего не мог сделать. Вы же знаете, как это бывает.
СТРАННИК. Вам ничего не надо было «делать»! Надо было просто взять с собой водителя!
ФАНК. Я виноват. Я найду его. Он не сможет уйти далеко, он слишком бросается в глаза. Это дело двух-трех дней.
СТРАННИК. Если вы упустите его еще раз, я вас. уволю.
ФАНК (бледнеет). Второй раз я его не упущу.
Максим в городе. Наступил вечер.
Он останавливается перед дверью, ведущей в полуподвал. Над дверью — три светящихся золотистых шара.
Максим входит. Это маленькое уютное кафе с низким потолком: пол, толсто посыпанный чистыми опилками, стеклянный буфет, уставленный подсвеченными бутылками с радужными жидкостями. Играет музыка — довольно громкая, но приятная.
Максим выбирает себе столик в углу. Единственный посетитель кроме него — малорослый, но крепкий человек с бледным квадратным лицом и толстыми черными усами. Сидит в небрежной позе, прихлебывает прозрачную жидкость из длинного стакана. Мельком смотрит на Максима пустым, ничего не выражающим взглядом.
Из-за стойки выходит девушка лет двадцати двух, очень милая, в кружевном переднике. Выжидательно останавливается рядом со столиком, смотрит усталым взглядом поверх головы Максима. Максим смотрит на нее.
МАКСИМ (касаясь пальцем кончика носа). Максим.
Девушка будто впервые замечает его. Встречается с ним взглядом — Максим улыбается. Это очень хорошая, доброжелательная улыбка. Девушка на секунду замирает — а потом улыбается в ответ, широко и искренне.
ДЕВУШКА (коснувшись пальцем носа). Рада.