Максим стоял боком, и у него не оставалось времени повернуться. Он прыгнул изо всех сил, но человек все-таки успел один раз нажать на спусковые крючки. Максиму опалило лицо, пороховая гарь забила рот, а пальцы его уже сомкнулись на запястьях белого халата, и пистолеты со стуком упали на пол. Человек опустился на колени, уронил голову и, когда Максим отпустил его, мягко повалился ничком.
— Ну-ну-ну, — сказал ротмистр с непонятной интонацией. — Кладите этого сюда же, — приказал он Панди. — А ты, — сказал он бледному и мокрому Зойзе, — беги вниз и сообщи командирам секций, где я нахожусь. Пусть доложат, как у них дела. (Зойза щелкнул каблуками и метнулся к двери.) Да! Передай Гаалу, пусть поднимается сюда… Перестань орать, мразь! — прикрикнул он на стонавшего человека и легонько стукнул его носком сапога в бок. — Э, бесполезно. Хлипкая дрянь, мусор… Обыскать! — приказал он Панди. — И положите их всех в ряд. Тут же, на полу. И эту тоже, а то расселась в единственном кресле…
Максим подошел к женщине, осторожно поднял ее и перенес на кровать. У него было смутно на душе. Не этого он ожидал. Теперь он и сам не знал, чего ожидал — желтых, оскаленных от ненависти клыков, злобного воя, свирепой схватки не на жизнь, а на смерть?.. Ему не с чем было сравнить свои ощущения, но он почему-то вспомнил, как однажды подстрелил тахорга и как это огромное, грозное на вид и беспощадное, по слухам, животное, провалившись с перебитым позвоночником в огромную яму, тихо, жалобно плакало и что-то бормотало в смертной тоске, почти членораздельно…
— Кандидат Сим! — гаркнул ротмистр. — Я приказал — на пол!
Он смотрел на Максима своими жуткими прозрачными глазами, губы у него словно свело судорогой, и Максим понял: не ему судить здесь и определять, что верно и что неверно. Он еще чужак, он еще не знает их ненависти и их любви… Он поднял женщину и положил ее рядом с грузным человеком, который стрелял в коридоре. Панди и второй легионер, пыхтя, старательно выворачивали карманы арестованных. А арестованные были без памяти. Все пятеро.
Ротмистр уселся в кресло, бросил на стол фуражку, закурил и пальцем поманил к себе Максима. Максим подошел, браво щелкнув каблуками.
— Почему бросил автомат? — негромко спросил ротмистр.
— Вы приказали не стрелять.
— Господин ротмистр.
— Так точно. Вы приказали не стрелять, господин ротмистр.
Ротмистр, прищурившись, пускал дым в потолок.
— Значит, если бы я приказал не разговаривать, ты бы откусил себе язык?
Максим промолчал. Разговор ему не нравился, но он хорошо помнил наставления Гая.
— Кто отец? — спросил ротмистр.
— Ученый, господин ротмистр.
— Жив?
— Так точно, господин ротмистр.
Ротмистр вынул изо рта сигарету и посмотрел на Максима.
— Где он?
Максим понял, что сболтнул. Надо было выкручиваться.
— Не знаю, господин ротмистр. Точнее, не помню.
— Однако то, что он ученый, ты помнишь… А что ты еще помнишь?
— Не знаю, господин ротмистр. Помню многое, но капрал Гаал полагает, что это ложная память.
В коридоре послышались торопливые шаги, в комнату вошел Гай и вытянулся перед ротмистром.
— Займись этими полутрупами, капрал, — сказал ротмистр. — Наручников хватит?
Гай поглядел через плечо на арестованных.
— С вашего разрешения, господин ротмистр, одну пару придется взять во второй секции.
— Действуй.
Гай выбежал, а в коридоре уже опять топали сапоги, появились командиры секций и доложили, что операция проходит успешно, двое подозрительных уже взяты, жильцы, как всегда, оказывают активную помощь. Ротмистр приказал скорее заканчивать, а по окончании передать в штаб парольное слово «Тамба». Когда командиры секций вышли, он закурил новую сигарету и некоторое время молчал, глядя, как легионеры снимают со стеллажей книги, перелистывают их и бросают на кровать.