Выбрать главу

- А эти два символа? – Питер кивнул в сторону двух оставшихся спиц, о которых Ева еще ничего не сказала.

- Стрела – знак земель Бенджамина.

- Лорда Картрайта?

- Ты с ним уже встречался? – удивилась девушка.

- Вчера по инициативе отца.

- Тем лучше. Значит, ты имеешь представление, о ком идет речь.

- В особенности своей персоны он меня не посвятил.

- Бенджамин очень сильный и умный человек. Этого достаточно. Ты ведь все равно сегодня покинешь Аранхорд и забудешь о его обитателях. Так к чему захламлять себя сведениями, которые для тебя ничего не значат? Думаю, мы можем идти дальше, - и, не дожидаясь ответа, мисс Ливермор двинулась вперед.

Питер не стал перечить своей спутнице. Однако, пересекая мост, отметил, что последний двенадцатый символ она так и не назвала.

 

Глава 3.

 

Отец.

 

Порой кажется, будто время тянется очень медленно. Неспешным прогулочным шагом оно пересекает земной шар, задерживается на мгновение в сердцах людей и вновь куда-то уходит. Жизнь просачивается сквозь пальцы, оставляя рубцы на всем: на нашем теле, в душе, в памяти. Человека тяготит все: и боль воспоминаний, и их отсутствие.

С отцом Питера связывало именно их отсутствие. Уайлдер-старший никогда ничего не раскрывал о своей жизни, мыслях, не рассказывал невероятных историй, даже просто не говорил о себе, хотя за четыреста пятьдесят лет у него накопилось немало, чем можно было бы поделиться с семьей.

Напрасных надежд на теплые родительские чувства Питер не питал. Для него итак являлось понятным, что выбор матери, сохранение ей жизни и нынешнее приглашение Ксавьером сюда вместе оказывались частью давно продуманного плана. И не возникало даже сомнений в том, какого именно.

Так зачем же он остался? Юноша не раз задавал себе подобный вопрос с первых минут пребывания в Аранхорде. Преодолевая километры и терзаясь сомнениями, Уайлдер-младший твердо решил, что в этот же день отправится назад. Но день прошел, а следом за ним уже ускользал и другой. Молодой человек все еще продолжал находиться в доме своего отца.

Питер спустился вниз и прошел в кабинет. Родителя он застал вольготно расположившимся в большом старинном кресле у камина. Увидев вошедшего сына, мужчина жестом руки пригласил его присоединиться, указав на свободное место.

- Нет, разумеется, мне не холодно, - опережая вопрос, заговорил лорд Уайлдер. – Это скорее просто дань древней традиции изображать мистерию естественного и ненавязчивого завершения дня дворянской семьи. Впрочем, я просто люблю смотреть на огонь. Есть в этом нечто болезненно прекрасное, наблюдать за трепетом вольного пламени и думать, что когда-то он же будет пожирать тебя в аду. Не находишь? – хозяин искоса лукаво посмотрел на гостя.

- Ты веришь в ад? – усомнился Питер, проигнорировав вопрос.

- Нет, - равнодушно пожал плечами Ксавьер. – Но допускаю, что таковое может иметь место быть, - улыбка скользнула на лице, обращенном к юноше. – Тебе ведь интересно, как это случилось, не правда ли?

- Через двадцать один год моей жизни, ты решил раскрыть свою тайну?

- Я подумал, что такое сближение будет полезно нам обоим. Теперь, когда мой сын знаком с Аранхордом, ему позволительно узнать больше. И будь на то твоя воля или же нет, ты все равно изведаешь здесь то, что раньше было за гранью привычной жизни. Даже не смотря на твое необычное происхождение, ты почти ничего не знаешь о мире, к которому принадлежишь. На половину. Пока во всяком случае…

- Несмотря на все сказанное, нельзя сбрасывать со счетов, что я не лишен возможности самостоятельного выбора своей судьбы.

- Так оно и есть. И ты сам и сделаешь этот выбор.

На одно еле заметное мгновение Питер уловил, как что-то мелькнуло в глазах отца. Коварство? Желание? Страх? Ни в одном из вариантов Уайлдер-младший не был уверен.

В комнате воцарилось молчание. Сложившаяся обстановка не выражала дружелюбия, но вряд ли здесь проскальзывала и враждебность. Скорее скрытое желание каждого из присутствующих выразить свои чувства, открыться, довериться и отсутствие возможности воплотить это в реальность. Где-то в глубине души они осознавали свою потребность друг в друге, но не позволяли этому ощущению вырваться наружу.