«Вот оно!» — решил Боракс. Как и Джексон, он даст Мибсу выстрелить первым. А потом, как Джексон, он медленно и безошибочно…
К несчастью и для истории, и для Боракса, в тот день был произведен всего лишь один выстрел. Мибс не промахнулся, хотя и жаловался позднее, что дефект в прицеле старинного дуэльного пистолета повлек за собой попадание на добрых пять дюймов ниже цели.
Пуля прошила правую щеку перекошенного лица конрессмена и вышла через левую, после чего застряла в стволе клена, росшего в пятнадцати футах от места действия. Позднее она была изъята оттуда и подарена Институту Смитсона. Дерево, названное Дуэльным Кленом, стало достопримечательностью и центром обширного комплекса мотелей и площадок для пикников. Однако уже в первом десятилетии нового тысячелетия его выкопали в связи со строительством скоростной автострады, соединяющей Скенектади с международным аэропортом в Бангоре. Пересаженное с помпой в Вашингтон, оно засохло несколько месяцев спустя, не выдержав нового климата.
Боракса поспешно препроводили в полевой госпиталь, специально для такого случая организованный поблизости. Пока над Бораксом трудились врачи, руководитель его избирательной компании — политик, широко известный своим спокойствием и выдержкой, вышел из палатки и распорядился поставить у входа вооруженную охрану.
Поскольку публиковавшиеся в течение последующих дней бюллетени о состоянии здоровья Боракса были обнадеживающими, но крайне туманными, люди не знали, что и думать. Сомневаться не приходилось только в одном: его жизни ничто не угрожает.
Ходило множество слухов, каждый из которых тщательно анализировался известными вашингтонскими, голливудскими и бродвейскими журналистами. Действительно ли Мибс воспользовался пулей «дум-дум»? Действительно ли она была отравлена редким южноамериканским ядом? Действительно ли мать кандидата проделала дальний путь до Нью-Йорка из своего прелестного домика во Флориде и, набросившись на старину Шепа в редакции «Волосатой Груди», покусала его своими вставными челюстями и расцарапала ему физиономию? Действительно ли была проведена тайная полночная церемония, на которой десять региональных лидеров маскулинизма наблюдали за тем, как Генри Дорсблад сломал о колено шпагу и сигару Мибса, растоптал его котелок и торжественно сорвал гульфик с его бедер?
Облик юного конгрессмена был хорошо знаком публике по многочисленным фотографиям, сделанным еще до дуэли. Впрочем, заменить протезом три или четыре выбитых пулей зуба оказалось несложно. Другой вопрос — можно ли сделать протез языка? И сможет ли пластическая операция восстановить его пухлые розовые щечки и сердечную детскую улыбку?
Согласно теперь уже утвердившейся традиции последние телевизионные дебаты проводились вечером перед выборами. Миссис Странт любезно предложила отменить их. Но штаб кампании Боракса не принял ее предложения: нельзя нарушать традицию — все должно идти своим чередом.
В тот вечер в Соединенных Штатах работали все телевизоры, включая древние черно-белые модели, хранившиеся у коллекционеров. Дети не спали, сиделки покидали больных, военные караулы уходили со своих пограничных постов.
Первой слово было предоставлено Клариссиме Странт. В дружеской доверительной манере она подвела итоги кампании и призвала избирателей голосовать за маскулинизм.
Затем камеры перешли на конгрессмена Боракса. Он не проронил ни слова и лишь печально смотрел на аудиторию своими выразительными затуманившимися глазами, а затем указал пальцем на полудюймовое круглое отверстие в своей правой щеке. Затем он медленно повернул голову — с другой стороны было такое же отверстие. Боракс покачал головой, взял в руки большую фотографию матери, оправленную в роскошную серебряную рамку, и выкатившаяся из его глаз огромная слеза упала на снимок.
Это решило все.
Не надо было быть профессиональным политиком, чтобы предсказать результат. Уже к полудню миссис Странт признала поражение. Во всех штатах маскулинизм провалился. Улицы были усеяны смятыми котелками и брошенными турнюрами. Закурить в этот день сигару мог только самоубийца.