Но даже во время этого безумного бега, когда слезы от напряжения выступили у него на глазах, его посетило несколько здравых мыслей — результат долгого и утомительного обучения будущих воинов. Ведь он находился гораздо ближе к строению, в котором прятались Чужаки и которое Артур-Организатор назвал предметом мебели Чудовищ. Надо было бежать в другую сторону и прятаться между ним и стеной. Там, если его только не заметило Чудовище, он мог переждать в безопасности, пока не представилась бы возможность вернуться обратно.
Но теперь возвращаться было слишком далеко. «Беги тихо, — напомнил он себе, — быстро, но бесшумно, абсолютно бесшумно. Воины не раз говорили: на таком расстоянии надо больше опасаться, что ты можешь быть услышан, чем увиден. Беги бесшумно. Если хочешь жить».
Он достиг двери. Она была поставлена на место!
Не веря своим глазам, с охватившим его животным ужасом он смотрел на изгибающийся желобок в стене, обозначавший контуры двери. Но такого никогда раньше не случалось! Это что-то неслыханное!
Потеряв голову, Эрик обрушился с кулаками на дверь. Удастся ли ему произвести достаточно шума, чтобы его услышали за нею? Или он всего лишь привлечет внимание Чудовища?
Он быстро обернулся — один взгляд, одно потерянное мгновение, чтобы оценить близость опасности. Ноги Чудовища передвигались очень медленно: его скорость могла вызвать смех, если бы не огромное расстояние, которое оно покрывало каждым шагом. И уж совсем ничего смешного не было в этой длинной узкой шее, почти такой же длинной, как само тело, и относительно маленькой головке, которая зловеще колыхалась на конце этой шеи. И эти жуткие розовые штуки вокруг шеи, сразу под головой…
Оно было гораздо ближе, чем несколько мгновений назад, но заметило ли оно Эрика и направлялось ли к нему, он не мог сказать. Что если постучать в дверь древком копья? Это может привлечь внимание, они должны услышать… Но и Чудовище не останется к этому равнодушным.
Оставалось единственное. Эрик отошел от двери и с размаху бросился на нее. Дверь слегка подалась. Еще одна попытка.
Сотрясающие пол шаги слышались уже так близко, что почти оглушали Эрика. В любой момент сверху на него могла спуститься огромная серая лапа и раздавить его в лепешку. Эрик снова разбежался, заставляя себя не смотреть по сторонам.
Еще один бросок сломя голову, еще один удар в дверь. Она определенно подавалась. Щель увеличивалась по всему периметру.
Суждено ли ему быть раздавленным? Или разможженным о стену?
Эрик уперся руками в дверь и налег на нее. Медленно и неохотно она начала уступать, покидая то место, в котором ее вырезали много незапамятных времен тому назад.
Где Чудовище? Насколько близко? Насколько близко?
И вдруг дверь плашмя обрушилась в коридор, увлекая за собой Эрика, который упал поверх нее и почувствовал внезапную боль от падения. С трудом он поднялся на ноги и ринулся дальше по коридору.
У него не было времени вздохнуть с облегчением. Его сознание повторяло слышанное им неоднократно, напоминая, как нужно дальше поступать в такой ситуации:
«Отбеги по коридору. Замри, стоя на цыпочках и готовясь к рывку. Набери в легкие как можно больше воздуха. Он может тебе понадобиться. Если услышишь шипение или свист, перестань дышать и бросайся наутек. Не дыши как можно дольше — сколько хватит сил! — затем сделай вдох и продолжай бежать. Беги, пока не удалишься на очень большое расстояние. Как можно дальше».
Эрик замер, стоя спиной к двери и готовясь в любой момент сорваться с места.
«Не оглядывайся, повернись в том направлении, куда тебе надо будет бежать. Думай только об одном, прислушивайся лишь к одному: шипящий или свистящий звук. Когда услышишь его, затаи дыхание и беги».
Напрягшись, готовый к мгновенному рывку, он ждал.
Время тянулось медленно. Память подсказала ему, что надо считать. «Если ты неторопливо досчитаешь до пятисот и за это время ничего не произойдет, скорее всего, все в порядке. Можешь считать, что Чудовище не заметило тебя». Так говорили опытные воины, попадавшие в подобные переделки.
Пятьсот. Он досчитал до пятисот и ради перестраховки, все в таком же напряжении, все так же готовый сорваться с места, еще раз до пятисот, дойдя до самого большого числа, известного человеку, — тысячи.
Никаких свистяще-шипящих звуков не последовало. Никаких признаков опасности.
Он расслабился, и из-за напряжения, в котором он только что пребывал, ноги его неожиданно подкосились, и он рухнул на пол, застонав от облегчения.