Обескураженный алхимик заглянул в тигель. Ничего, кроме черного как смола осадка. Он со вздохом протер очки от копоти. То, что у него получилось, больше походило не на эликсир жизни, а на содержимое ночного горшка.
Итак, почковидная руда не годится. Впрочем, этот красно-бурый порошок мог и не быть почковидной рудой. Паная закупила его для Никлайса у торговца, а торговцы не славятся честностью.
Безымянный побери все это! Он бы отступился от создания эликсира, да вот не было у него другого способа бежать с этого острова на Запад.
Конечно, он не собирался отдавать эликсир Сабран Беретнет. Чтоб ей повеситься! Но любой другой правитель, узнав, что Никлайс добился успеха, постарался бы вернуть его в Ментендон и на всю жизнь обеспечил бы богатством и роскошью. А уж Никлайс бы позаботился, чтобы Сабран узнала, на что он способен, а когда явилась бы к нему, умоляя о глотке вечности, не было бы для него ничего слаще, чем отказать ей.
Однако до этого счастливого дня было еще далеко. Добыть бы дорогостоящие субстанции, с помощью которых пытались продлить себе жизнь давно скончавшиеся лакустринские правители: золото, аурипигмент, редкие растения. Правда, большинство тех правителей в стремлении к вечной жизни только травили себя, но была надежда, что их рецепты эликсира для него станут искрой вдохновения.
Пора писать Леоварту и просить, чтобы снова задобрил государя лестными письмами. Только князь способен уговорить властителя отдать свое золото в переплавку.
Никлайс допил холодный чай, мечтая о чем-нибудь покрепче. Наместница Орисимы отлучила его от пивных и ограничила двумя чашами вина в неделю. У него который месяц дрожали руки.
Они тряслись и сейчас, но не от тяги к забвению. Никлайс так и не нашел ни следа Триама Сульярда.
В городе снова зазвонили. Должно быть, морская стража отбывает в столицу. Остальных учеников сплавили на Пуховый остров – гористый клочок земли в море Солнечных Бликов, где хранилась вся мудрость и знания о племени драконов. Никлайс несколько раз писал правителю Хайсана с просьбой о допуске на этот остров и все время получал отказ. Пуховый остров был не для иноземцев.
А ведь в драконах мог таиться ответ к его задаче. Они жили тысячелетиями. Наверняка нечто в их телах дает возможность обновления. Эти существа не всегда были такими, как теперь. В легендах Востока драконы обладали мистическими способностями – могли менять облик, порождать сновидения. Этих способностей они не проявляли с окончания Великой Скорби. В ту ночь небо пересекла комета, и огнедышащие всего мира впали в непробудный сон, а восточные драконы стали сильнее, чем были в прошлые века.
Теперь их сила снова убывала. И все же они жили и жили – эликсир во плоти.
Не то чтобы эта теория много сулила Никлайсу. Скорее наоборот, заводила его в тупик. Для островитян их драконы были святы. И потому торговля любой субстанцией из их тел каралась особенно медленной и мучительной смертью. На такое решались только пираты.
Скрипя зубами от бившейся в висках боли, Никлайс захромал из мастерской. Шагнул на циновки и ахнул.
У огня сидел Триам Сульярд. Мокрый насквозь.
– Клянусь гульфиком Святого… – опешил Никлайс. – Сульярд!
Юнец с болью взглянул на него:
– Не следует всуе поминать интимные части Святого.
– Придержи язык! – рявкнул Никлайс. Сердце у него колотилось. – Скажу тебе, ты везунчик. Если нашел способ выбраться отсюда – говори сразу.
– Я пробовал выбраться, – сказал Сульярд. – Сумел обойти стражников и выскользнуть из дома, но у ворот стояли другие. Я влез в воду и прятался под мостом, пока не ушли восточные рыцари.
– Здешний начальник – не рыцарь, дурачок, – с досадой буркнул Никлайс. – Святой, зачем ты только вернулся! Чем я провинился, что ты ставишь под угрозу то, что осталось от моей жизни? – Он помолчал. – На этот вопрос, собственно, можешь не отвечать.
Сульярд молчал. Никлайс, чуть не оттолкнув его, принялся разводить огонь.
– Доктор Рооз, – помолчав, заговорил Сульярд, – почему Орисиму так строго охраняют?
– Потому что чужестранцам под страхом смерти запрещено ступать на землю Сейки. А сейкинцам, в свой черед, запрещено ее покидать. – Никлайс подвесил чайник над очагом. – Здесь нас терпят ради торговли и клочков ментской науки, и еще чтобы государь хотя бы смутно представлял себе жизнь по ту сторону Бездны, но нам нельзя ни выйти за пределы Орисимы, ни обсуждать нашу ересь с сейкинцами.
– Ересь – это Шесть Добродетелей?
– Именно так. И еще они, что вполне понятно, подозревают иноземцев в распространении драконьей чумы – здесь ее называют красной болезнью. Если бы ты потрудился что-нибудь узнать, прежде чем сюда заявиться…