Наемница покачала головой.
— Я даже не знаю, кто это такой.
— Вот как?.. — Женщина надолго 'замолчала. И неожиданно усмехнулась, весьма многозначительно: — Что же, буду рада просветить вас. Это брат милейшей Аргивальды — они очень… дружны с вашим Амальриком. На вашем месте, я бы, пожалуй, даже начала ревновать… Им было очень неплохо вместе — и я что-то не замечала, чтобы Амальрик чересчур скучал по своей невесте. Это не тревожит вас, моя дорогая?
Ого!
Когда она меньше всего была к этому готова, — такая внезапная и злая атака…
Все еще намереваясь свести разговор к пустой болтовне, Палома мирно отозвалась:
— У Амальрика много друзей.
Но красотка не унималась. Чего она добивается, интересно знать? Движет ли этой мегерой обычная зависть и злоба — или она преследует какую-то цель своими грязными намеками?
— Да, друзей, это вы верно подметили. Женщины его привлекают куда меньше!
Ах, стерва! Глядя той прямо в глаза, Палома медоточиво улыбнулась.
— Амальрика привлекает лишь одна женщина — и это я. По мне, так этого вполне достаточно!
Черноволосая, похоже, намеревалась добавить что-то еще… но, похоже, передумала. Неспешно поднялась с места и, на прощание одарив наемницу таким взглядом, от которого и молоко бы скисло, царственно удалилась.
Ошеломленная, Палома еще некоторое время смотрела ей вслед, пока негромкий мелодичный смех не вернул ее к действительности:
— Чего хотела от вас эта кобра?
Одна из девочек-бутончиков смотрела на наемницы широко раскрытыми голубыми глазами; в них не было ни тени злобы, лишь веселое любопытство. Палома с благодарностью улыбнулась в ответ:
— Сама не знаю. Кажется, хотела мне напомнить, что мир — отнюдь не столь гостеприимное место, как мне на миг показалось.
Девушка захихикала.
— О, Маргели, она такая! Не обращайте внимания, она просто злюка. К тому же, она с первого дня положила глаз па вашего жениха, а он на нее — никакого внимания. Ну, — она заговорщически подмигнула Паломе, — Теперь-то, увидев вас, мы поняли, почему!..
Столь неприкрытое восхищение поразило наемницу. Меньше всего она готова была встретить такую искреннюю доброту здесь, при дворе. Чуть смягчив выражения, она сказала об этом своей собеседнице. Та понимающе кивнула:
— Конечно, в Большом Дворце все иначе. Там интриги, вся эта грязь… Но королева старается оградить нас от этого. Сюда, в Лазурные Покои, приглашают не по благородству рождения, а по личным достоинствам, только тех, кто приятен Ее величеству. Думаю, Маргели доживает среди нас свои последние дни! А вот вас мы все были бы рады видеть чаще!
Палома развела руками.
— Это зависит не от меня.
— О, неправда! Вы понравились королеве, я это сразу заметила. И раз вы невеста Амальрика — вам всегда будут рады во дворце!
Вот это было Паломе совершенно непонятно. Похоже, ее «жениха» тут все хорошо знали и — что особенно поразительно, учитывая непростой нрав барона Торского — искренне любили! Но когда он успел завоевать сердца всех этих дам? Он всего одну луну в Бельверусе, а прежде король Нимед отнюдь не благоволил к молодому вельможе…
После нескольких очень осторожных вопросов она узнала ответ — и не могла не поразиться проницательности и расчетливому уму своего друга детства. Теперь ее не удивляло то, что рассказывал о прошлых похождениях Амальрика Марициус. Все вполне сходилось…
Барон отыскал самый короткий и верный путь к сердцу королевы — через ее сына. Заинтересовав юного наследника и его друзей с помощью нехитрой игрушки, он в считанные дни сделался в Малом Дворце самым желанным гостем.
Затем принц привел отца познакомиться со своим новым другом — нечего и сомневаться, что Амальрик сумел очаровать и короля. И теперь он стал при дворе своим человеком.
Быстрый, безошибочный способ. Блестящий замысел — и превосходно реализованный!
Однако вопрос, который задал Паломе Марициус, оставался по-прежнему без ответа. Зачем ему все это?!
Но об этом не мог сказать никто, кроме самого Амальрика.
Что же. Значит, ей придется спросить напрямую. Как-никак, он у нее в долгу после сегодняшнего…
* * *Ждать возможности для расспросов долго не пришлось. Пожилой слуга с поклоном явился в покои королевы, чтобы сообщить госпоже Паломе, что ее ожидает жених. Рэлея отпустила гостью с видимой неохотой, взяв с нее обещание бывать во дворце почаще, и наемница ничуть не кривила душой, когда пообещала ей это.
Но когда она вышла из Лазурных Покоев на свежий воздух и торопливо зашагала вслед за слугой по извилистым дорожкам сада, она была собрана и готова к бою. И, завидев вдалеке невозмутимо ожидавшего ее Амальрика, с трудом заставила себя потерпеть до того момента, когда они наконец останутся одни.
— Ну, ты со мной не скоро расплатишься! — Таковы были ее первые слова.
Барон Торский, однако, не обратил никакого внимания на это шипение рассерженной кошки. Ласково улыбаясь, он приобнял Палому за плечи.
— Я знал, что ты отлично справишься, дорогая!
Но ее было не так легко умилостивить.
— Дорогая!.. Верно, тебе это очень дорого обойдется!
— Ну… — Он засмеялся, обнажая белоснежные зубы. — Что за меркантильность? Я, право, ожидал от тебя иного!
Палома саркастически подняла брови.
— Чего же? Что я буду руки тебе целовать за то, что ты ввел меня в столь возвышенное общество? Ах, какая честь, право!
На холеном лице барона мелькнула тень досады. Он отпустил ее плечи.
— Не надо сцен, прошу. Это совсем на тебя не похоже. Тем более, ты же не думаешь, что я намеренно подверг тебя такому испытанию. Это не в моих интересах, прежде всего. Честно говоря, я извелся за это время — что там с тобой, о чем тебя спрашивают, что ты отвечаешь…
— Не ляпну ли какой глупости… — в тон ему подсказала Палома.
— И это тоже. Хотя, конечно, если бы я не полагался на тебя, то никогда бы не рискнул таким образом. И… я очень благодарен тебе, Пал. Веришь?
Неожиданно для самой себя, Палома обнаружила, что они разговаривают совсем как когда-то раньше, лет десять назад, без всей этой враждебной настороженности, что возникла при недавней встрече. И он даже назвал ее тем, прежним именем… На сердце у нее потеплело. Она положила руку Амальрику на локоть, и они неспешно двинулись по дорожке.
— Ладно, я уже не злюсь. Если честно, я просто перепугалась до смерти. Видит Митра, это хуже, чем драться одной против троих… Но, — тут же добавила она воинственно, — все равно это не означает, что мы в расчете. Ты задолжал мне кое-какие объяснения. И, клянусь Небом, я не шевельну больше ради тебя и пальцем, пока ты не расскажешь, что замыслил и ради чего понадобился весь этот маскарад!
…Она думала, он не ответит. Амальрик молчал долго, сосредоточенно уставившись куда-то вдаль, на едва тронутые осенним увяданием деревья сада. В тишине слышно было натужное гудение жуков в траве, далекие женские голоса, смех, звонкие детские выкрики, — должно быть, фрейлины вывели на прогулку юного принца и его друзей по играм.
И когда ее спутник наконец подал голос, это было совсем не то, чего ожидала услышать Палома.
— Нас всю жизнь, с самого первого мига, готовили к служению, — таковы были первые слова Амальрика. — Служить Кречету, Митре, Короне… Из нас растили цепных псов, которые гордились бы своим ошейником. — Он горестно усмехнулся. — Посмотри на себя, Пал. Ты, женщина, посмотри на себя!.. Тебя тоже не миновала эта отрава!
Наемница сморщилась презрительно.
— О, только не заводи мне эту старую песню о доброй женушке с выводком детишек. Я сама выбрала свой путь — и не будем больше об этом!
Но Амальрик не стал спорить. Похоже, о Паломе он сейчас думал меньше всего. Лицо его стало далеким, отстраненным, словно он взирал на нечто недоступное окружающим. А когда он заговорил вновь, голос его прозвучал неожиданно глухо, искаженно, как будто каждое слово барон выдавливал из себя ценой огромных усилий.