Неожиданно Амальрик улыбнулся ей по-мальчишески чарующе и открыто.
— Я, кстати, забыл сказать тебе, как восхитительно ты выглядишь!
— О, нет! — Она негодующе отмахнулась. — Не пытайся лестью подкупить меня, Амальрик Торский! Я знаю все твои штучки наизусть!
— Нет, правда, Пал. Ты… словно расцвела за эти годы. Признаюсь, я был поражен.
В глубине души эти слова были ей приятны. Но она не позволила себя отвлечь.
— И все же…
Барон пожал плечами.
— Обратить па себя внимание их величеств не так-то просто. Ежедневно толпы людей пытаются достичь этого!
— Но советник…
— О, Гертран сделал для меня все, что мог. На другой же день по приезду в столицу, он привел меня во дворец к Малому Выходу, представил королю… Тот скользнул по мне взглядом, отделался парой пустых фраз. И забыл мое имя, едва отошел на десять шагов. Мне нужно было найти иной путь!
— Через наследника?
— А, так ты узнала об этом?! — Амальрик лукаво подмигнул наемнице. — Неплохо придумано, согласись?
— Великолепно — Это трудно было отрицать.
— Мне лишь неловко, что пришлось втянуть в это и тебя — но не тревожься. Через пару седмиц королева успокоится на мой счет, поймет, что я добропорядочный вельможа, который отнюдь не собирается сбивать с пути истинного ее легкомысленного супруга… Тогда моей невесте можно будет спокойно отбыть из столицы — а там видно будет. Все, чего я прошу, это чтобы ты согласилась какое-то время играть эту роль. Это не слишком много?
— Это так важно для тебя?
— Да, — с нажимом отозвался Амальрик. — Очень важно. Если королева не будет мне доверять — я никогда ничего не добьюсь при дворе. А она не выносит холостяков и каких-либо намеков на флирт или любовные истории. Все должно быть строго и благочинно…
При этих словах барон состроил такую постную гримасу, что Палома против воли засмеялась. Однако у нее были еще вопросы. Насчет Аргивальды, Гертрана — и главное…
— Но зачем все-таки Естасиус вызвал тебя в Бельверус? Ведь не затем же, чтобы ты блистал при дворе!
— Ах, это… — Амальрик помрачнел и вдруг надолго замолчал, словно сомневаясь, вправе ли он открыться Паломе до конца. Затаив дыхание, та ожидала ответа, чувствуя, что сейчас может узнать нечто действительно очень важное…
Как вдруг — незнакомый голос окликнул их с другого конца тропинки.
— А, голубки! Рэлея сказала мне, что вы где-то в саду. Амальрик! Не представишь ли меня своей очаровательной подруге?
— Советник Гертран! — Барон обернулся к спешащему навстречу человеку средних лет, в богатой одежде, коротко стриженному по последней придворной моде. — Позвольте представить вам медину Палому…
Наемница едва не взвыла от разочарования. Ну надо же было ему появиться в столь неподходящий момент!
…Ибо то выражение облегчения, что тенью скользнуло по лицу Амальрика, когда советник прервал их разговор, яснее ясного сказало Паломе, что он уже сожалеет о своей откровенности, и, стало быть, разговор их едва ли получит продолжение.
Она уже стояла на пороге какой-то тайны — но дверь захлопнулась прямо у нее перед носом! Тысяча проклятий!
С любезной улыбкой Палома присела в поклоне перед советником.
— Счастлива познакомиться с вами, месьор!
Глава IV
Советник Гертран имел немного шансов понравиться Паломе. Если даже не брать в расчет его супругу, то, что рассказывал о нем Амальрик, вызывало в воображении прожженного циника, интригана-царедворца, озабоченного лишь властью и богатством… Тем более удивительно, что он с первого взгляда вызвал у наемницы симпатию.
Некрасивый, низкорослый, со слишком большой головой для столь тщедушного тела, советник, тем не менее, был наделен обаянием и жизнелюбием, а также поразительной способностью слушать людей с таким заинтересованным видом, словно в этот миг для него на свете не было ничего увлекательнее. Несмотря на ауру значимости и достоинства, которую нельзя было не ощутить, общаясь с ним, Гертран держался с людьми запросто, без тени снисхождения или высокомерия, однако и не запанибратски… Поболтав с ним совсем недолго, в карете, что везла их домой, Палома оказалась совершенно очарована и теперь понимала, как удалось этому человеку за столь короткий срок произвести впечатление даже на Амальрика, обычно весьма сдержанного в своих чувствах.
В его присутствии сама Аргивальда утратила всякую надменность и вела себя с гостями мило и любезно, словно Палома была ее лучшей подругой. Наемница, впрочем, не строила себе никаких иллюзий по этому поводу. Глаза хозяйки дома смотрели по-прежнему хищно и оценивающе…
Главной темой всех разговоров стал, разумеется, визит Паломы во дворец. Ее заставили во всех подробностях пересказать, о чем спрашивала ее королева и прочие дамы, что она им отвечала, кто как на нее смотрел, кто улыбался, а кто был холоден… в общем, к концу этого допроса наемнице показалось, что ее выжали, точно свежевыстиранное белье — и повесили сушиться.
В своем рассказе она постаралась не упускать никаких деталей… если не считать грязных намеков дамы Маргели: повторять ее слова вслух при Амальрике было бы неловко. В общем и в целом, Гертран, да и сам барон Торский остались довольны.
— Вы отлично справились, дорогая, — одобрительно улыбнулся советник, подливая девушке вина. — Теперь дела Амальрика, несомненно пойдут на лад. Вы оказали ему неоценимую услугу…
При этих словах Аргивальда многозначительно повела плечами, ясно давая понять, что она справилась бы куда лучше, и лишь такая простушка как Палома может гордиться столь скудными успехами… но вслух, разумеется, ничего не сказала.
* * *Если в первые дни Палома все еще недоумевала, почему наличие жены или невесты так важно для успешного продвижения вельможи при дворе, то, чем ближе она узнавала царившие там нравы, тем больше понимала, что у Амальрика попросту не было иного выхода — если, конечно, он не вознамерился бы жениться по-настоящему.
Королева Рэлея, милая и невозмутимая, совершенно преображалась, пылая яростным гневом, стоило ей уловить хоть намек на возможную интрижку среди придворных. Целомудрие и супружеская верность были основными темами бесед, на эту тему специально приглашенные комедианты ставили спектакли, а поэты складывали возвышенные вирши.
Несомненно, все это не лучшим образом сказывалось на атмосфере двора, фрейлины чахли, лишенные возможности пококетничать с кавалерами, а тем приходилось проявлять чудеса изворотливости в поисках сладостных утех… Как это терпел король — сам отнюдь не образчик добродетели — оставалось для Паломы загадкой, и объяснением тому могло быть лишь положение королевы. Покуда Рэлея была в тягости, супруг считал своим долгом потакать ей во всем; когда же она наконец разрешится от бремени… о, сомнений нет, при дворе наступят совсем иные времена! Но до этого оставалось еще четыре луны.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы во дворце не развлекались. За всю седмицу у Паломы едва ли выдался хоть один свободный вечер: она успела съездить на охоту, дважды была приглашена на представления мимов и жонглеров, и даже на Большой Бал.
Ради такого случая пришлось заказать новое платье — на это ушли все деньги, полученные от Марициуса…
С помощником Лаварона Палома встретилась, как только смогла, б самом лестном свете выставив то, что успела узнать о планах Амальрика. Честолюбивый юноша, избравший пусть несколько необычный путь, дабы быть замеченным при дворе, но никакой опасности для Короны, Митра свидетель!.. Все, чего он желает, это служить королю и быть у него на виду. Ничего более. В этом нет ничего противоестественного, ведь правда? Так что совершенно нет нужды подозревать барона Торского в недобрых помышлениях. Вертрауэн вполне может посвятить себя истинно значительным задачам, не отвлекаясь на пустяки…