«Войско ведет за собой сила правды. Сила правды утверждается силой слова. Сила слова рождается силой духа, а сила духа рождается в послушании и работе ума», – нараспев повторяли они цитаты из «Войны как средоточия ясности». Только Юэ к моменту поступления мог без запинки цитировать классиков военной истории страницами. Остальные осваивали науку натужно – или с его помощью. Юэ без труда стал первым учеником в выпуске – и не без труда подавлял желание поправить учителей, неверно называвших авторство или коверкавших суть древних изречений (с прискорбием заметим, что сии досадные факты случались и с лучшими из учителей, – безупречной оказывалась лишь память маленького писаря).
«Лучше иметь маленький, но безупречный талант, чем большой, но с изъяном, – записал по этому поводу Юэ в свой дневник. – Потому что первый добавляет нечто к сонму вещей, совершенных под звездами, а второй – только спеси, которая будет наказана. Ибо даже в большом таланте изъян рано или поздно разовьется, как червь в сердцевине плода, и отравит все его содержимое».
Юэ, подобно древним полководцам и мыслителям, вел дневник своих собственных изречений и втайне мечтал, что когда-нибудь, после многих великих побед, в таких вот школах на степень сэй восьмого ранга будут цитировать его, Юэ. «Нечего говорить мне о молодости, юнцы! Великий Юэ записал эту мысль в возрасте двадцати двух лет. Извольте хотя бы без запинки повторить за ним!»
Юэ тряхнул головой и рассмеялся. До исполнения этих великих планов еще далеко.
Господин Ито не слишком хорошо помнил, как попал домой. Подвыпив больше, чем следовало, он тем не менее сохранял в какой-то степени разумность и входил в дом с черного хода, чтобы не будить слуг и жену. Потому что, если жена заставала его на месте преступления, следовал громкий скандал, и господин Ито изгонялся в деревянный павильон во внутреннем дворе. Невзирая на время года, а ночи уже стояли прохладные.
Видимо, в этот раз все обошлось без скандала. По крайней мере, когда господин Ито открыл глаза, расшитый птицами шелковый потолок был потолком его спальни. Правда, почему-то потолок заслоняла чья-то отнюдь не дружелюбная рожа.
– Караул! Грабят! – придя в себя, что есть мочи закричал господин Ито и получил за это быстрый и сильный удар в челюсть. Господин Ито упал с кровати и закрыл голову руками, ожидая новых ударов. Его рот наполнялся кровью, язык нащупывал выбитый зуб (о милосердная Иань, уездный писарь не может щеголять прорехами во рту – это неприлично!), и господин Ито решил, что самым благоразумным будет молчать. Он только жалобно стонал, когда сапоги присутствующих обрушились на его ребра.
– Отвечай, падаль, где он?
– Фто? – просипел господин Ито в полном недоумении. Изо рта и носа у него ручьем лилась кровь.
– Тебя с ним видели, так что не отпирайся. Говори, куда он направился? Или ты его спрятал?
– Фто? – печально вопросил господин Ито. – Гофподин Фу?
– Ты что, издеваешься? – Господина Ито за шиворот подняли с пола, и его глаза оказались прямо напротив некоего толстогубого, дурно пахнущего рта. Передние зубы значительно выдавались вперед, как у огромного зайца.
– Фто фы, гофподин, – испугался господин Ито, – никак неф!
– Тогда отвечай! – Хватка чуть ослабла.
– Но я нифефо не фнаю. – Господин Ито всхлипнул. – То есфь я фыл ф зафедении… Гофподин Фу пфедложил пфофодить меня…
– И ты не знаешь, кто он такой? Не морочь меня, дурак! Мне донесли о чем вы говорили!
– О фоенном деле, – еще больше испугался Ито. – Я им уфлекаюсь, знаете ли…
Робкая улыбка на его разбитом лице привела рожу с заячьими зубами в ярость:
– Тащи-ка сюда остальных! – приказал он, продолжая трясти господина Ито, как грушу.
Результат не замедлил себя ждать. Двое солдат (а на них были мундиры императорских войск, помоги нам боги!) втолкнули в комнату ошарашенного Юэ, причитающую А-ит и остальных детей. Однако прежде чем начальник стражи сумел открыть рот, госпожа А-ит его опередила:
– Ах ты, дно выгребной ямы! Как ты мог вовлечь семью в скандал, ослиная твоя голова? Говорила же я тебе – закончишь плохо, пьянчуга несчастный! Что он натворил, господин Сэй Шестой степени? Ах, это невыносимо – жить с пьяницей! Вы себе не представляете – он абсолютно теряет голову при одном запахе пива. А как получит жалованье – так и норовит завернуть в гэдзи, и помоги нам боги, ни разу еще не вернулся с полной мошной… Любой проходимец там его и облапошит, и оберет. А он, дурак, только тратит семейные денежки и поит всякую там шваль. С кем он на этот раз связался, господин Сэй Шестой степени? Сил нет моих больше! Уж я и молилась, и даже совершала паломничество, да все без толку, без толку! – Госпожа А-ит ринулась к мужу и принялась осыпать его плечи ударами маленьких кулачков, умудряясь при этом выглядеть деликатно и трогательно, – высокородная дама в отчаянии.
– Ваш муж был замечен в компании государственного изменника, – прокашлявшись из сострадания к горю дамы, пояснил господин Сэй Шестой степени. Услышав это, госпожа А-ит взвизгнула, прижала руки к напудренным щечкам (многие знатные дамы накладывали слой белил, румян и пудры с запасом, на 3–4 дня, вынужденные поэтому спать полусидя, чтобы макияж не осыпался) и грациозно опустилась на пол. Один из стражей, не чуждый милосердия, даже попытался помочь распростертой на полу даме. Но отступил под грозным взглядом начальника, желавшего сохранить мизансцену в неприкосновенности с целью большего воздействия на совершенно уничтоженного господина Ито, который делал попытки ползти к жене с невнятными покаянными возгласами.
– А вы что скажете, сэй Юэ? – не без иронии к свежему званию обратился стражник к юноше. Юэ был, пожалуй, белее стены, к которой прислонился.
– Я… я спал, – выдавил он из себя. – Отец… часто задерживается, когда получит жалованье, и никто его особо не ждал. Смилуйтесь, господин Сэй Шестой степени, – осмелился добавить он, – мой отец не заговорщик!
В этот момент с улицы послышался невнятный шум, застучали копыта лошадей.
– Где Линь? – прозвучал властный голос. – Где этот олух?
С господина Линя вмиг слетела вся спесь. Бросившись к окну, он свесился вниз и затараторил:
– Я здесь, убэй Тян! Допрашиваю сопереживающего. Он почти уже раскололся, вот-вот выдаст, куда бежал преступник. Я обещаю вам, что еще до полуночи…
– Что за болван, – даже в темноте было видно, что убэй Тян сплюнул в пыль. – Взяли мы его. Надеялся отсидеться в лесу. Видно, заподозрил что-то еще в трактире… Так что сворачивай тут свою мордобойню.
– Так ведь сообщник здесь… Того… – пытался бормотать господин Линь.
– Да это же дом пьянчужки Ито, – раздался голос из темноты, и Юэ узнал голос убэя их квартала, дородного Лэ. – Убэй Тян, этот человек никакой не заговорщик. Он скорее всего даже и не знал, с кем разговаривал. А цитаты из «Войны как средоточия ясности» я от него слышу вот уже двадцать последних лет.
– Заканчивай, Линь, – снисходительно махнул рукой убэй Тян, – тебя ждет другая работа, поважнее.
– Слушаюсь! – сапоги последнего уже грохотали по лестнице вниз.
Только сейчас Юэ увидел, что к луке седла убэя привязана веревка. А другой ее конец тянется к темной куче, осевшей в воротах. Господин Тян натянул веревку, и на Юэ накатил приступ тошноты: в пыли валялось человеческое тело.