– К сожалению, моя вера и мое воспитание отрицают убийство. Прошу тебя не быть столь глупым, дорогой брат, чтобы отяготить твою или мою душу убийством близкого человека. Уж лучше займись куда более богоугодным делом и наплоди себе десяток собственных наследников.
Если эта угроза и была высказана ею скорее для устрашения, то Ригванапади, вроде бы, ей поверил. Однако, несмотря на все старания, наследников не было. Начали поговаривать, что Ходеира могла ради того, чтобы привязать к себе князя, зачать не от него. Кто знает… И кто из новых наложниц сейчас нашептывает братцу, что он должен избавиться от этой зеленоглазой ведьмы Ицхаль, что именно ее порча лежит на нем за смерть брата, за сотни других смертей…
Ицхаль прижала руки к вискам. Пожалуй, ей все же интересно, какие вести принес лонг-тум-ри. Она подобрала грубую ткань своего черного одеяния монахини и вошла с балкона в свои покои. В большой, скудно обставленной комнате на высокий ранг ее обитательницы указывали только гобелен эпохи Цуа из шерсти вымерших винторогих антилоп и массивный стол из сердцевины дерева орад – редкость с южной оконечности континента, страны обширных болот, губительных топей и маленьких каннибалов. Этот стол один стоил половину сокровищницы школы. Но ничто здесь не было ее, Ицхаль, собственностью. Это комната настоятельниц школы Гарда, она занимает ее вот уже восемь лет. Ее неизменные спутницы, Амда и Пьяла, молча сидят у двери на одинаковых низких стульчиках, инкрустированных костью. За долгие годы они будто бы даже стали походить друг на друга – то ли настороженным выражением лиц, то ли просто… Ицхаль заставила себя улыбнуться.
– Благодарю вас, – пропела она. – Мое время для вечерней молитвы подошло. Вы присоединитесь ко мне в часовне?
На лицах обеих женщин появилось выражение такой скуки, что Ицхаль улыбнулась снова, на этот раз искренне.
– Конечно, мой брат не вправе требовать от вас так много. Пожалуйста, можете воспользоваться моим набором для игры в сяку.
Этот ритуал повторялся достаточно часто, и тем не менее Ицхаль всегда разыгрывала его. Ей просто нравились их сконфуженные лица. Стыдно сказать, но от этого у нее всегда поднималось настроение.
Она быстро прошла в часовню для молитв, смежную с ее покоями. Часовня в соответствии с требованиями школы Гарда была также практически не украшена. Помимо всего прочего, комната имела дыру в потолке, сквозь которую в нее беспрепятственно проникал холодный воздух, снег и лунный свет. Над маленькой лампадой с ароматическим маслом на стене был начерчен знак Гард – и этой надписи было более пяти столетий. По преданию, его начертил основатель школы, Желтый Монах, когда переночевал в келье маленькой монахини, поразившей его своей скромностью и духовной силой, которая впоследствии и стала первой матерью-настоятельницей.
На полу перед святыней была расстелена пушистая шкура ирбиса – снежного барса. Ицхаль опустилась на колени и закрыла глаза. Она привыкла проводить здесь долгие часы. Все здесь было ей родным, вошло в ее плоть и кровь, – каждый выступ на стенах, каждый узор на полу. Здесь ей явились первые видения, здесь она проводила первые ритуальные голодовки и тонула в неясных образах, кружащихся вокруг нее. Здесь познала пронзительную радость обладания силой, с какой не сравнится никакое из плотских наслаждений. Совет дал ей все необходимые знания, но идти она могла только по своему собственному пути – таков был закон школы Гарда. Ицхаль считала этот закон мудрым.
Ее последние упражнения лежали в области изучения возможностей ментальных двойников. Ицхаль пока не очень хорошо умела управлять своим двойником на дальних расстояниях, но у нее уже довольно хорошо получалось в пределах одной-двух ли. Она может попытаться… проверить свои способности…
Ицхаль начала повторять молитвы, призванные увеличить концентрацию. Постепенно чувствуя, как теряют чувствительность конечности, Ицхаль сосредоточилась на том, чтобы «выпустить» двойника резким сокращением брюшины. Последние несколько месяцев ей начало это удаваться все лучше и лучше, и сознание при этом оставалось все более ясным.
Ицхаль сейчас пребывала «с двойником» и потому это ее сознание фиксировало взгляд на себя, сидящую со скрещенными ногами перед начертанным на стене знаком, со стороны. Ицхаль еще ни разу не удавалось ощущать себя «с двойником» настолько отчетливо. Она знала, что двойники бесплотны и передвижение по воздуху не представляет для них никаких проблем. Ощущая восторг и тянущую пустоту, она поднялась на восходящем потоке сквозь дыру в потолке.
Йоднапанасат – столица Ургаха – лежала перед ней, поблескивая золотом дворцовых крыш, огоньками зажженных лампад и белым камнем, из которого возводились здания и которым мостили дороги. Город производил грандиозное впечатление на нищих обитателей равнин, – казалось, он парит над долиной, над лежащими у подножия плоскогорья равнинами, над миром… Усуль – Дорога Молитв, по которой перемещались паломники, белой лентой струилась, обнимая бока головокружительных вершин, и заканчивалась на огромной квадратной площади перед Цитаделью – дворцом князей. Ицхаль с ощутимым усилием рассталась с желанием взмывать все выше и выше, в тугую, черную, ледяную пропасть разреженного горного воздуха, и направила себя дорогой лонг-тум-ри. В состоянии двойника, как оказалось, можно много заметить. Например, сила, управлявшая лонг-тум-ри, буквально сочилась из него и еще не успела рассеяться. Ицхаль отчетливо видела ее красноватые потеки на каменном полу. Словно светящийся след, они вели ее, пока она не оказалась у личных покоев брата. Оттуда слышались невнятные голоса.
Как проходят сквозь стены, Ицхаль пока не понимала. Она ощутила нечто, похожее на головокружение, или, скорее, напряжение. Ментальное тело будто бы стало плотнее, осталось прикосновение каких-то шершавых полотен, – и она оказалась по ту сторону двери.
Лонг-тум-ри стоял перед ее братом. Алый огонь бил изнутри него, как факел, обтекал фигуру, дрожал, заставляя мальчика поминутно дергаться и вздрагивать. Князь взял у него из рук письмо из темно-желтого пергамента, сломал печать и затем прошептал что-то ему на ухо.
Ицхаль заметила изменения в ауре лонг-тум-ри. Алый свет начал светлеть, переходя в оранжевый, затем в желтый. Скорее всего, подумала Ицхаль, в письме указана ключевая фраза, снимающая гипноз. Мальчик явно выходил из своего странного транса.
Князь щелкнул пальцами, и кто-то из слуг, бесшумно появившись из-за трона, увел его.
Ицхаль очень хотелось посмотреть на то, что за письмо принес лонг-тум-ри, – она узнала причудливую вязь письма куаньлинов и печать – печать имперского Дома Приказов. Она не сразу сообразила, что вполне может воспользоваться своей бесплотной формой, – скорее, ее желание переместило ее за спину князю раньше, чем она успела его осознать. Со зрением в ментальной оболочке происходили какие-то странные вещи – она видела строчки словно сквозь толщу воды. Но, несмотря на некоторые трудности с концентрацией, смогла их прочитать.
Ее изумление было столь сильным, что она потеряла контроль над своим двойником. Ицхаль мгновенно оказалась в бешено крутящейся воронке, внутри которой бились обрывки видений, похожие на клочья трепещущих черных полотнищ. Но нить, связывающая ее с телом, сохранялась. С усилием заставив себя собраться, Ицхаль применила технику медленного выдоха – ее практика медитаций говорила, что это лучший способ возвращения в свое тело.
Тело возвестило о себе разбегающимися мурашками. Видимо, при данном магическом акте ток крови действительно замедляется, как у спящих или впадающих в летаргию людей. Техники, бережно хранимые школой Гарда, позволяли особо одаренным послушницам совершать длинные путешествия вне своих тел на сотни ли. Впрочем, это было опасно и не гарантировало возвращения. Мир духов, по которому приходилось совершать путешествия, населен странными существами и явлениями…
Ицхаль открыла глаза. Напряжение давало знать о себе. Голова кружилась, внутри что-то мелко подрагивало, рот наполнился кислым привкусом.